Бог. Истина. Кривды. Размышления церковного дипломата

Во Вторую мировую мы тоже практически спасли сербский народ от гитлеровцев и их союзников – хорватов. Увы, история внешнего нашествия повторилась в 90-е годы, когда Запад сначала поддерживал любых противников сербов, принадлежащих этнически к тому же народу, но принявших «католичество» или ислам, – а потом просто бомбил Белград и другие города и веси Югославии, состоявшей тогда из Сербии и Черногории. Никогда не забуду, как сопровождал Патриарха Алексия II во время его однодневного визита в сербскую столицу 20 апреля 1999 года – как раз в разгар бомбардировок. Мы служили на бетонном фундаменте собора святого Саввы, а потом была возможность оторваться от делегации и немного походить по городу. Высокое штабное здание было разрушено точечным ударом управляемой ракеты – стены стояли, а внутри все было выжжено до нижних этажей. Пострадала и русская церковь в Белграде.

Россия тогда ограничилась дипломатическими шагами – и Сербия оказалась повержена. Увы, мы отступили. Впрочем, сербы благодарили нас за любое участие: того же Патриарха Алексия, жестко осудившего бомбардировки, в Белграде встречали как отца родного.

Прошел небольшой срок, и многое забылось. Практически как после Второй мировой войны, когда коммунистический лидер Тито горделиво дистанцировался от СССР и заигрывал с Западной Европой. Черногория – недавняя жертва бомбардировок НАТО – теперь входит в этот блок. Во главе Сербии – прозападные политики. Церковь, которая взывала к нам о помощи менее чем тридцать лет назад, немного поколебавшись, примкнула к Критскому собору. Молодое поколение священников ориентируется на Грецию и в разговорах презрительно отзывается о России. Епископа Рашко-Призренского Артемия (Радославлевича), твердо стоявшего на принципе «Косово есть Сербия», под неочевидным предлогом убрали из расположенной в крае епархии, а затем лишили сана.

В Белграде все еще можно говорить по-русски в магазинах и ресторанах, но на предметный разговор у персонала слов не найдется. А вот если ты будешь уверенно говорить по-английски, к тебе будут относиться гораздо более приветливо. На вывесках и рекламных плакатах латиница постепенно заменяет кириллицу.

В общем, надо твердо понимать: мы призваны защищать «своих» по вере и крови, но дружба с сербами должна иметь гарантии и не основываться на вере красивым словам. А их сербы, кстати, говорить умеют, не забывая о своей выгоде. В 1991 году я учился в Бирмингеме и часто ходил в ближайший православный храм – сербский. Там мы много общались за рюмкой сливовицы с отцом Миленко Зебичем, стойким антикоммунистом.

– Слушай, Всеволод, – заговорщически шептал пожилой серб. – У вас, у русских, нет наследника престола. Лишь седьмая вода на киселе. А у нас есть Александр Карагеоргиевич (имя кронпринца возносилось в этом храме за каждым богослужением – прим. Авт.). У нас, сербов, нет атомной бомбы. А у вас есть. Смотри, все очень просто – мы вам царя, вы нам бомбу! И помни: нас, сербов, 250 миллионов. Вместе с вами, с русскими.

Хорватия

Стоит ли мне писать про страну, в которую заехал лишь на несколько часов, чтобы посмотреть один музей? Из-за характера музея – стоит. Расположен он в самом центре Загреба, близ «католического» кафедрального собора. И посвящен одному человеку – кардиналу Алойзие Степинацу. Кое за что этого человека можно уважать – например, за стойкость в годы безбожного режима, который отправил его в заключение, но не добился ни сожалений, ни раскаяний. Однако он был последовательнейшим сторонником и членом парламента пронацистского усташеского режима, осуществлявшего геноцид сербов, евреев и цыган, гонения на Православную Церковь.

Иоанн Павел II причислил Степинаца к лику «блаженных», периодически идет речь о его канонизации. В Хорватии он давно отнесен к категории национальных героев. В стране ему поставлено несколько памятников, несмотря на протесты Сербской Церкви и еврейской общественности.

…Людей в музее было немного – пара туристов и монахиня-смотритель. Стенды говорили о кардинале как о страдальце – и чуть ли не о духовном лидере нации. Оставил в тарелке для пожертвований монету в пять рублей – пусть удивляются.

А вот обратная дорога в Словению, где я участвовал в одной конференции, получилась нелегкой. Поезда вечером не ходили – в городе бесчинствовали мигранты из Сирии и Ирака. Договорившись с таксистом, я переехал через границу и спустя пятнадцать минут был на месте. В нейтральной зоне слонялось немало ближневосточного народа, перед которым словенские полицейские выстроили живую стену. Вот так: страна, всю жизнь стремившаяся «лечь» под Запад, благодаря его политике столкнулась с восточным нашествием.

В моей блиц-поездке был только один плюс: на загребском вокзале я перекусил вкуснейшей в мире плескавицей. Такой не встречал нигде на Балканах – уж не говоря о Москве или о Западной Европе.

Словения