Отец умер как раз в то время, когда наши отношения были прохладными. Не то, что бы мы поссорились, просто впервые несколько дней почти не разговаривали друг с другом. Я чувствовал себя в силе и думал: «Не хочешь разговаривать – не надо. Я-то тебе нужнее, чем ты мне».
Он умер в той же больнице, куда я пришёл к нему лишь однажды, когда его парализовало четырнадцать лет назад. На этот раз он пролежал в больнице всего несколько дней, я собирался навестить его, но не успел.
Хорошо помню мысли, владевшие мною после того, как мать позвонила мне и сообщила о его смерти:
«Моя жизнь изменится, – подумал тогда. – Ведь мать верит мне и все деньги, которые они скопили, отдаст в моё распоряжение, и я поднимусь на новый уровень. Конечно, скверно получилось, что не пришёл к нему, но что теперь терзать себя: всё равно, его уже нет. И даже если бы пришёл – что изменилось бы? Нас ничего не объединяло».
Похоронили отца на небольшом кладбище, в трёх-четырех километрах от того места, где когда-то стоял наш домик в Лосинке. Месяца через два после похорон, я пришёл на кладбище один. Мы решили переделать надгробную плиту, и надо было снять все её размеры.
Могилку, где уже давно были похоронены дедушка с бабушкой, а теперь и папа, – отделял от старинной церкви лишь мощеный проход шириной в несколько метров. Когда ещё в детстве и юности приходил на это место, каждый раз отмечал про себя, как хорошо, что наша родовая могилка прямо рядом с церковью. Да ещё с какой! Говорили, что она была построена почти триста лет назад.
Измеряя плиту, прочёл надписи на ней. Невольно подумал, мне уже тридцать три, половина жизни прожита, придёт время, и кто-то напишет на ней и моё имя. А что если и вторая половина моей жизни окажется такой же суетной и неудачной?
Как не силён был во мне настрой идти вперёд, ни на что не оглядываясь, грустные раздумья нахлынули сами собой.
Медленно побрёл к выходу. Мощёный проход, по которому шёл, привёл меня к ступенькам паперти. Поглядев на купола, спросил себя: «А что если зайду внутрь, и там что-то неведомое коснётся моей души?»
Внутри церкви несколько прихожан стояли перед иконами и молились. Не зная, как себя вести, я тоже подошёл к иконам. Рассматривая их, поглядывал на прихожан, стоявших рядом. Они совершенно не обращали на меня внимания и были, по-прежнему, смиренно сосредоточены.
Я тоже попытался сосредоточиться, глядя на иконы. Но кто изображён на них, что значит Божья Матерь или как она может родить Бога, или кто есть Христос – понятия не имел. Через какое-то время вместо Божественных мыслей – как я ожидал, переступая порог церкви – мысли совершенно крамольные стали одолевать меня: «А есть ли в церкви сигнализация и сколько бы могли стоить эти иконы на западе в долларах?» Неожиданно мои размышления о том, какой оклад золотой и какой, наверное, – нет, прервал приход батюшки. Очевидно, подошло время служения. Все прихожане сразу же опустились на колени. Ни секунды не раздумывая, сделал то же самое. Может, где-то в уголке моей памяти осталось посещение церкви в юности, и как старушки, окружив меня, злобно укоряли, что как-то не так веду себя.
Батюшка, помахивая дымящим кадилом, что-то говорил нараспев на непонятном языке. Через несколько минут почувствовал, что очень неудобно стоять на коленях, но почему-то решил выстоять до конца служения, как все. Может быть, тогда мне что-то откроется. Из того, что говорил батюшка, различал только слова об Отце, Сыне и Святом Духе, которые он повторял чаще других.
Через некоторое время стоять на коленях стало почти не выносимо. Да к тому же ещё начала болеть спина. Но какая-то сила не допускала и мысли, встать посреди служения и уйти. Возможно, та же сила напрочь отогнала от меня и мысли о том, какая из икон может быть продана дороже других.
Выйдя из церкви, подумал, ничего, из того, что ожидал – не произошло. Ничто Божественное не коснулось моей души. Конечно, если привыкнуть, можно простаивать на коленях каждый раз по полчаса, но какой во всём этом прок, если даже не понимаешь смысла того, что говорит священник…
Лишь много лет спустя вспомнил, как после посещения могилы отца зашёл в храм. А ведь тогда Божественная истина коснулась меня. Стоял на коленях, мне было больно, но грязные мысли о краже икон ушли от меня. Помню, даже отметил это про себя, но сразу же забыл, выйдя из церкви, отбросил как что-то не заслуживающее внимания. А оно, оказывается, осталось в дальнем уголке памяти. И тогда в храме я не связал в своём сознании, что это уже второй раз в жизни – хотел того или нет – стал на колени. И первый раз, когда это произошло в лагере, боль – и физическая, и от страшного позора – также открыла мне истину: никакой звезды, светящей только мне – нет…
Восхождение второе
В мае 1981 уехал в Америку Володя.