Читаем Бог, которого не было. Белая книга полностью

Eagles задумались, а вы оба заржали. Хотя лично я не понимал, что тут смешного: Баха действительно невозможно любить или не любить. Он просто есть. И в Баха надо верить. Тут все однозначно. А вот есть ты или нет — это еще вопрос. По крайней мере, у меня нет на него ответа. И в Библии, в которой, как говорил кто-то из вас — ты или твой второй, — есть все ответы и все объяснения, я лично не нашел ни ответов, ни объяснений. Может, конечно, плохо искал. Не знаю. Знаю, что Hotel California — великая песенка.

Книга — лучше

А потом кто-то из вас — ты или твой второй — взял с тумбочки пульт и включил гостиничный телевизор. Прибитый к кресту Уиллем Дефо в терновом венце быстро определил, кто из вас кто, и спросил с экрана:

— Почему ты меня оставил?

Это было драматично. Ну, Скорсезе все-таки ставил.

— Все объяснения — тут, — показал на Библию тот, кого Уиллем Дефо принял за тебя. Думаю, ему Скорсезе объяснил, так что, наверное, это действительно ты был.

А Дефо продолжал смотреть с креста на тебя. Напряжение пылью повисло в воздухе номера — я испугался, что мы снова начнем все чихать, но пронесло. Видимо, ни у кого из нас не было аллергии на Скорсезе. Ну, кроме тебя — ты выхватил у своего второго пульт и выключил телевизор. И посмотрел зло на него — не на телевизор, а на своего второго: типа опять начинаешь?

— А чё я, — примирительно развел руками твой второй. — Фильм просто хороший. Я там, кстати, пару фокусов перенял. — Твой второй щелкнул пальцами и превратился в шипящую кобру. А ты от неожиданности с кровати ебнулся. Ну, ничего удивительного — я бы тоже с кровати ебнулся, если б рядом со мной кобра свой капюшон раздувала. Но мне повезло — я стоял далеко и делал вид, что не видел, как ты испугался кобры и с кровати ебнулся. И ребята из Eagles — они тоже делали вид, что не видели, как ты с кровати ебнулся. Ну, потому как ты Бог, и бог тебя знает, как ты отреагируешь. А ты никак не отреагировал — сидел на попе ровно и смотрел на кобру. Может, ударился сильно, не знаю. А второй твой — он не сидел на попе ровно. А может, и сидел. Просто не понятно, где у кобры попа.

— И вот этот трюк — он тоже оттуда, — прошипела кобра и превратилась в пламя. Тут уже все охренели, особенно когда занавески номера загорелись.

— Совсем обалдел! — Ты сорвал занавески и начал топтать их ногами. — Отель сожжешь! Мы ж хрен расплатимся.

И я и Eagles ему помогали. Ну, потому что хрен расплатимся.

— А еще, — невозмутимо продолжил твой второй, вернув себе прежний облик, — там у Скорсезе Боуи играет.

— Кого? — заинтересовался ты.

— Понтия Пилата. Ну, тот, что руки умывает, только он в фильме не умывает.

Ты пожал плечами и снова взялся за пульт: попереключал чего-то и нашел «Самурая» Мельвиля. Там как раз Ален Делон руки умывал. Прямо в перчатках.

— Вот это я понимаю — кино, — заявил ты. И все согласились. Даже Eagles. — И, кстати, — решил ты наконец ответить Уиллему Дефо, — посмотри финал «Самурая». А лучше — весь фильм, конечно. И Скорсезе покажи, если тот не видел. Там Делон идет на смерть, хотя мог бы легко ее избежать. Но он идет. Потому что закон. Делон, правда, в этом фильме — убийца, и все время нарушает закон, но это не тот закон. У него есть внутренний закон. И ради этого закона внутри его Ален Делон и идет на заклание. И это, пожалуй, одно из самых безукоризненных закланий за всю историю: безупречная рубашка, галстук, шляпа, чисто выбрит — и вытащенные пули из револьвера.

Вот так говорил ты, пытаясь оттереть с униформы коридорного отеля «Калифорния» гарь от сгоревшей занавески. А потом спросил своего второго:

— Ты-то хоть видел этот шедевр Мельвиля?

— Не-а, — лениво протянул твой второй, — и не буду.

— Почему? — удивился ты и даже униформу свою перестал чистить.

А твой второй улыбнулся так кротко-кротко, подло-подло так, и на Библию показал:

— Книга — лучше.

Господь, жги!

Eagles заиграли проигрыш, и я наконец смог втиснуться со своими вопросами:

— Где Даша?

Вы переглянулись, но не ответили.

— Это все из-за меня? Из-за того, что я забыл пароль? — продолжал я допытываться.

— В общем, да, — кивнул ты.

А твой второй добавил:

— Никакого пароля нет. И никогда не было. Все ответы — тут, — он заговорщически подмигнул и протянул мне Библию.

— Библия ничего не гарантирует. — Ты поспешно отобрал у меня святую книгу. — Ему рано. Она для тех, кто уже верит.

— Да ладно? — притворно удивился твой второй. — Ну-ка, дай полистать.

— Истину тебе говорю, — заявил ты. — Я же читал.

— Да ладно?! — не поверил тебе твой второй. — И какое у тебя любимое место в Библии? — спросил он, изучая оглавление.

— Любимое? — Ты выхватил косяк у Джо Уолша и задумчиво затянулся. — Самое любимое: Господь, жги! — выдохнул ты сладким дымом. Облачко заплясало в воздухе, распадаясь на буквы: Ж Г И.

— Такого там нет! — возмутился второй, разгоняя рукой буквы.

— Да ладно?! — в свою очередь не поверил ты своему второму, схватил и начал судорожно листать страницы Библии. Не найдя, разочарованно отбросил книгу на тумбочку и написал в воздухе дымом F U C K.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза