Бог, которого не было. Белая книга

— Fuck, — согласились с тобой Eagles. — Ты можешь освободить номер в любое время, но уехать тебе не удастся никогда.

Hotel California медленно растекалась по моим венам, и я снова закрыл глаза.

Мир не становится темней от того, что мы закрываем глаза

Мир не становится темней от того, что мы закрываем глаза. Когда я их открыл, мы сидели «на психодроме» на Моховой, что между первым и вторым корпусом МГУ. Мы — это Юрий Бураков, ты, твой второй и еще десять-двенадцать системных парней и девчонок. На всех фенечки-ксивнички, хайратники, клеши «море разливанное» — у кого от колена, у кого от бедра. У какого-то правильного пипла — даже оббитые однокопеечными монетками по брючине внизу. Ты и твой второй на зависть всем раздобыли где-то смирительные рубашки из психиатрической больницы и перекрасили их марганцовкой.

Год был, наверное, 69-й или 70-й; я еще не родился, и про Дашу, кого я ни расспрашивал, никто из системщиков не знал. Портвейн был отвратительный, но на небе было солнце, а на скамейке — Юра-Солнце, или Солнышко, как называли его девушки. А еще рядом со мной сидела тоненькая герла и широко закрытыми глазами смотрела в небо. Там плыли облака, рыхлые, словно задницы толстых марокканок на пляжах Тель-Авива. Попадались даже татуированные облака. В стрингах. Кто-то пытался играть на гитаре The House of the Rising Sun, остальные трепались ни о чем. Точнее, обо всем:

— Клевая вещь. У меня лично от первых аккордов уже соски твердеют…

— Лет через тридцать Кубрик снимет «С широко закрытыми глазами». Знаешь, как будут звать героиню Николь Кидман?

— Как?

— Алисой. Как и тебя.

— А кто такая эта Николь Кидман?

— Рыжая. Она еще после фильма разведется с Томом Крузом…

— «Зачем тебе солнце…»

— Как зачем? Трахаться!

— Да я не об этом! Это же цитата — из Бродского…

— А еще будет в Питере группа такая — «Алиса». Музыку рваных вен будут играть.

— Это как?

— Ну… вот как The House of the Rising Sun — только на русском.

— А через много-много тысячелетий какой-нибудь редкий специалист по древним культурам вдруг обнаружит, что «Тайная вечеря» — это не про хорошо собраться с друзьями без баб и славно пожрать. Но ему не поверят.

Тут твой второй не выдержал и заржал.

— Слушай, — это уже мне, — чё ты сохнешь по какой-то нехипповой герле? Бери Алису.

— А она твоя или его?

— И моя и его.

— Заткнись, — неожиданно открывает широко закрытые глаза Алиса. — Это вы оба — мои. Думаете, вы мною меняетесь? Это я вас меняю, когда захочу.

— Понимаешь, у Бога на коленях спит кошка. Бог не хочет ее тревожить, вот и не шевелится.

Ты аж портвейном поперхнулся, услышав это. А системщики продолжали трепаться:

— А знаешь, какие будут последние слова у Кидман в фильме?

— Не-а.

— «Мы должны как можно скорее трахнуться».

— Правильные слова.

— Мы, кстати, тоже.

— Что тоже?

— Должны трахнуться. И как можно скорее.

Прошло много лет, я успел войти в эту воду, выйти из нее, обсохнуть и снова войти, и так раза три; Кинчев давно спятил; Юра Бураков предал всех и скончался никому не нужный и одинокий в 93-м году. Солнце, или Солнышко, как называли его девушки, скурвилось и умерло от передоза. Бродский жив, просто не выходит из комнаты; а The House of the Rising Sun вообще будет всегда.

Я вижу в этом руку судьбы, а перечить судьбе грешно

Портвейн меня не брал, я-то знал, что произойдет совсем скоро — 1 июня 71 года, когда Юра Бураков подставит всех, и московскую систему разметут по ментовкам и психушкам; я просто не знал, как об этом сказать хиппи, гревшимся под лучами своего Солнца. А Солнце тем временем достал из ксивника журнал и начал лениво его листать.

— Смотри, — ткнул он пальцем в картину Кранаха «Адам и Ева», — а Ева-то ничего.

— Угу, — откликнулся кто-то. — И попа клевая, без целлюлита.

— В раю у всех попы клевые, — вклинился в разговор твой второй.

— Целлюлита в раю вообще ни у кого нет, — заявил ты, разгоряченный портвейном.

— А чего тогда Адам и Ева ушли из рая? — не открывая глаз, спросила Алиса.

Ты набрал в грудь воздуха и даже начал размахивать руками, но Юра-Солнце даже не собирался слушать твои библейские рассказки:

— Оставь этот бред про первородный грех — им просто все там осточертело.

— «Выйдите из зоны комфорта», — Бог так и сказал Адаму и Еве, выгоняя их из рая, — то ли пошутил, то ли рассказал правду твой второй.

— Этому больше не наливайте, — огрызнулся ты, ткнув в своего второго пальцем.

— Единственный способ жить хорошо — сразу уходить оттуда, где плохо, — по-прежнему не открывая глаз, сказала Алиса. А затем открыла и неожиданно посмотрела на меня: — А ты чего ей не позвонишь? Даше?

Я замялся, не зная, как ей объяснить — про мобильники, автоответчики, про то, что давным-давно двадцать первый век, и нет уже ни телефонов-автоматов, ни СССР, нет ничего, что она знает, — ну кроме портвейна и Дома восходящего солнца, которые вечны.