Бог, которого не было. Белая книга

— Я тебе на енотах объясню. Допустим, ты двух енотов убил, а одного спас — думаешь, ты как бы всего одного енота убил? Хрен. Ты по-прежнему спас одного и убил двух. И с людьми то же самое, брат он тебе или енот — нет никакой разницы, и правды никакой нет. Кроме того… — Тут Бодров замолчал, разлил остатки эры по стаканам и снова ухмыльнулся. Не лезь в душу — по-прежнему говорила ухмылка. Но я полез:

— Что кроме того?

— Ты слышал, какую муть сейчас Бутусов играет? — безнадежно спросил Данила. — Кормильцев умер, Умецкий живет в Болгарии и выращивает болгарские перцы на балконе, а Бутусов — эти его «Ю-Питеры» и «Ордены Славы», да лучше бы я тогда его пристрелил в фильме. Говорю тебе, я — мудак конченый, — ткнул себя пальцем в свитер Данила. Свитер ничего не сказал, но чувствовалось, что он тоже пристрелил бы Бутусова.

— Хочешь правду? — помолчав, спросил я его.

— Нет, — ответил он. — У меня — своя.

— Правда, которой нет? — не удержался я.

— Правда, которой нет, — кивнул Бодров и включил дискмен.

«Прогулки по воде». Бодров, чье тело так и не было найдено; люди, чьи тела похоронены на Лютеранском кладбище Питера, — все, которых уже нет, слушали НАУ, которого уже нет; правду, которой нет, на стихи Кормильцева, которого уже нет.

Меня тоже, можно сказать, уже нет — осталось чуть больше трех часов.

Ну а тогда я зачем-то вспомнил опусы позднего Бутусова, и выпитое время запросилось обратно.

С причала рыбачил апостол Андрей, меня рвало на лютеранские кусты, Сергей Бодров открывал новую эру, а Спаситель ходил по воде.

Чтобы доказать существование бога — его надо убить

Когда я вернулся в беседку, там уже были ты и твой второй. Вы пили и пытались перекричать Бутусова.

Люди — это не еноты какие-то, это люди, горячился кто-то из вас, расплескивая время мимо стаканов; видишь, там, на горе, возвышается крест; а чё ты, Данила, все время в этом свитере ходишь; а когда надоест, возвращайся назад; просто мне так удобно гулять по воде; гулять по воде; и не называй меня Данилой; а как тебя называть; как угодно, только не Данилой; а распятье оставь на потом; ну так и почему ты всегда носишь свитер Данилы; никакого секрета здесь нет; каждой армии нужно какое-то знамя; знаешь, как люди переживали, когда ты погиб; онемел Спаситель и топнул в сердцах; люди стремятся купить, я же не продаю, отрезал Бодров, нарезая колбасу; ты и верно дурак! повиси-ка на нем, повиси-ка на нем повиси-ка на нем; Бутусов стал заикаться, и Данила тряхнул плейер; мой брат Каин вернулся спасать; Каин был первым убийцей в мире; мой брат Каин за армейский порядок; потому что Богу не понравились его дары; Каин тяжко контужен и не спит на кровати, потому что боится упасть; Каин сильно огорчился, и поникло лицо его; лунный свет станет красным на десантном ноже; принеся убийство в мир, Каин дал возможность людям отказаться от убийства; занесенном для слепого удара; но Бог не позволил людям это сделать; потому что он болен и неприкаян; мой брат Каин, он все же мне брат; попытаться что-то изменить любой мудак может; кровь течет из-под век; а вот чтобы забить на все — тут решимость нужна и характер; мой брат Каин, он всех нас погубит он всех нас погубит он всех нас погубит… — «Наутилус» снова заело.

— В него пуля попала. — Бодров показал на вмятину на крышке плейера. — Можно сказать, он мне жизнь спас.

— А может, тебя Бог спас? — спросил Данилу кто-то из вас — ты или твой второй.

Он всех нас погубит он всех нас погубит — продолжал свои заклинания «Наутилус», и Бодров выключил плеер.

Бутусов замолчал, молчали и остальные, ожидая ответа Данилы. Бодров долго глядел то на тебя, то на твоего второго, а затем сказал:

— Не знаем мы, чего хочет Бог, да и Бог ли он вообще.

— Ты не веришь в Бога? — хором спросили ты и твой второй.

— Чтобы доказать существование Бога — надо его убить, — ответил народный герой, глядя на тебя в упор глазами убийцы. В левом был Алеша Карамазов, а в правом — Дмитрий.

У Алеши с чертом — опять ничья

— У Карамазовых взгляд тяжелый — могут и сглазить, не дай бог, — шепнул ты своему второму.

— Да и сам Бодров неслабо врезать может, — так же шепотом ответил тебе второй.

Ну или наоборот: твой второй шепнул, а ты ответил шепотом. В любом случае вы — ты и твой второй — пропали.

— Эта парочка — они с тобой, что ли, были? — спросил меня Бодров. Или Багров. Не знаю.

Я молча покачал головой — в ней плескалась водка, а при покачивании даже выплескивалась прямо на рекламки ресторана «Палкинъ», непонятно откуда взявшиеся на столе.

— Эти двое, что ли, оставили? — Бодров взял со стола одну из листовок.

Я пожал плечами, стараясь, чтобы поверхность водки в голове была параллельна поверхности стола.

— «Невский, 47», — прочитал Багров и стал изучать меню «Палкина». — Домашнее жареное мороженое, — заржал он. — Не вернусь я к вам, вы там совсем свихнулись.

— А что такое «дябли»? — Я тоже принялся рассматривать меню.

— Понятия не имею, — ответил Багров. Или Бодров. Не знаю.