Бог, которого не было. Белая книга

Ну а тогда — в мире звучала Moon River. Я стоял и курил, глядя, как Одри с котом уходят по лунной реке. Эту песенку пытались перепеть сотни музыкантов — и великих, и не очень великих. Но дотянуться до простенького исполнения Одри Хепбёрн не смог никто. Оно пронзало мир. По крайней мере, тот мир, где двадцатипятилетний я стоял и курил.

А пока я курил, сначала забрали микроволновку и стулья, потом подъехала машина и туда затолкали все остальное. Остались только мы с табличкой. Я выкурил еще одну сигарету. Меня никто так и не захотел забрать. Я положил белую зажигалку Bic рядом с табличкой и ушел. Мне окончательно стало двадцать пять. А сейчас мне тридцать. На часах 21:08. Через два часа и пятьдесят две минуты я перейду лунную реку. Если точнее, то через через два часа и пятьдесят одну с половиной минуту. Как пел про это БГ и как молчал про это Бог: вставай, переходим эту реку вброд.

Тари-тари-та

А тогда, когда двадцатипятилетний я пришел к себе домой на Дорот Ришоним, 5, мне было сто двадцать пять. По крайней мере, я себя так чувствовал. А тут еще кактус стал морочить мне голову:

— У тебя же сегодня день рождения?

— Да.

— А где твои друзья?

Пришлось объяснять, что Ицхак не может, потому, что он в тюрьме, а Иона не может, потому что он служит в крави.

— А почему Ицхак в тюрьме?

— Потому что убил араба.

— А что делает Иона?

— Ну… убивает арабов, скорее всего… раз даже позвонить не может.

— Иону тоже посадят?

— Нет.

— Не понимаю. Ицхак убил не того араба, что надо было?

— Ицхак убил как раз того араба, что надо.

— И его за это посадили в тюрьму?

— Да.

— Sauza! — в недоумении выругался кактус. Затем, помолчав, продолжил: — А этот твой… русский… Поллак?

— Занят, похоже.

— Чем это он так занят?

— Ну… любовь продает.

— А чё ты тогда у него не купишь? Со скидкой? — Кактус кивнул на этикетку 1/2  на своем горшке.

— Любовь нельзя купить.

— Olmeca, — всплеснул колючками кактус. — Продать можно, а купить нельзя?

— Выходит, так.

— Почему?!

— Потому что это любовь.

— Jose Cuervo!

Отвернувшись, чтобы кактус не видел, я позвонил Даше. Вместо гудков — Моцарт. Соната № 11, часть третья, Rondo alla turca.

Та самая тари-тари-та, которая у меня никогда не получалась, и та самая, которая так нравилась моей бабушке. Та, которая в переводе с шекспировского на московский означает: «Станцию “Телецентр” еще не построили».

Тари-тари-та — та, что в переводе на прогноз погоды означает: падал теплый снег.

Та, что в переводе с пьяного на пьяный означает: ее Дашей зовут.

Тари-тари-та — та самая мелодия, что играла, когда ты пришла ко мне. Та, что в переводе с моцартовского на Дашин означает: «Может, ты перестанешь трахать мне мозги и трахнешь меня по-настоящему?»

Тари-тари-та — та, что переводе с немого означает: «Встретимся в Лифте».

Тари-тари-та — та, что стоит у меня рингтоном на телефоне. Та, что в переводе с телефонного на человеческий означает: «Ты? Боже, как я давно ждала твоего звонка».

Та, которой молился СашБаш. И та, которую ты не услышал.

Та, что в переводе на язык кактусов означает: Jose Cuervo!

Та, что в переводе с мертвого на вечерний означает: «Ты будешь суп? Я буду тебя».

Та, что в переводе с древнеарамейского означает: «У нас остался коньяк? А ты у меня еще осталась?»

Та, что в переводе с субатомного на синий означает: «Поцелуй ее, Господи, ты знаешь, где она».

Тари-тари-та — та, которую невозможно перевести ни на какой язык.

Тари-тари-та — самая мелодия, что взорвала маленького бога. Та, что в переводе на жизнь означает: «Все мы когда-то умрем».

Когда меня убьют — ты знаешь, как меня воскресить. Тари-тари-та. Ну если ты, конечно, есть.

Неспособность людей думать — главное доказательство существования бога

Кактус, кстати, Моцарта не любил. Зато он любил рок и Тома Уэйтса. А еще — задавать вопросы:

— Скажи, а тебе кто больше нравится, Beatles или Rolling Stones?

— Кактус, опять мои диски трогал?

Молчит. Обиделся. К кактусам, которые, оставшись одни, включают музыку, надо относиться бережно.

— Ладно, слушай, только конверты не путай.

— Так кто тебе больше нравится?

— Слушай, кактус, ну они совсем разные.

— А в чем разница?

— Ну… битлы говорили Let it be, а роллинги Let it bleed — пусть она кровоточит. Понимаешь?

— Понимаю… Значит, роллинги?

— Да нет…

— Битлы?!

— Кактус! Это ну… как текила и мескаль… Понимаешь?

Кактус пару минут задумчиво рассматривает свои колючки, а потом снова начинает:

— А ты какую из абб хотел трахнуть в молодости?

— Кажется, светленькую. Хотя нет, черненькую — Анни-Фрид.

— А музыка их нравилась?

— Не-а. А вот трахнуть— трахнул бы, конечно. Обеих. И черненькую и светленькую.

Если ко мне кто-то приходил, кактус никогда не разговаривал. Людей он вообще не любил. За то, что они не кактусы, и еще за то, что люди пьют мескаль и текилу.