Бог. Новые ответы у границ разума

У каждой эпохи – свое особое зло. Человеческие существа (среди прочего, конечно) жестоки, хищны, ревнивы, корыстны и эгоистичны, и они могут умудриться использовать что угодно – любой набор предполагаемых ценностей, любое благо, любой набор абстрактных принципов – как повод для угнетения, убийства, грабежа или просто злобы. Однако в современную эпоху многие из наихудших политических, юридических и социальных зол возникли вследствие нашей культурной предрасположенности рассматривать органическую жизнь как своего рода механизм, а человеческую природу как своеобразную технологию – биологическую, генетическую, психологическую, социальную, политическую, экономическую. Этого следовало ожидать. Если смотреть на людей как на машины, то любые замечаемые в их деятельности недостатки будут расцениваться как неисправности, нуждающиеся в ремонте. Во всяком случае не может быть никаких разумно обоснованных моральных возражений против проведения ремонтных работ. В самом деле, бывает, что машину следует полностью переделать, чтобы она функционировала так, как нужно (по нашему мнению). Очевидно, что желание исцелить тело или душу может приводить к ужасным злоупотреблениям, особенно этим заняты мощные институции (религиозные или светские), стремящиеся усиливать свой контроль над людьми; но – в идеале – это также и желание, которое может быть заключено в здравые этические рамки в силу некоего благотворного страха: трепетной боязни оскорбить святость и целостность природы, вторгнуться в некие запретные зоны души, которая принадлежит Богу или богам. Это не относится к желанию починить машину. В сфере технологий нет ни святости, ни тайны, а есть только правильное или неправильное функционирование.

Отсюда некий различимо модерновый вклад в историю человеческой жестокости: «научный» расизм, социальный дарвинизм, движение евгеники, криминологические теории о наследственном вырождении, «лечебные» лоботомии, обязательная стерилизация и т. д. – и увенчавшая модерн расовая идеология Третьего рейха (рассматривавшая природу человека как биологическую технологию, требующую усовершенствования) и коллективистская идеология коммунистических тоталитарных режимов (которые рассматривали человеческую природу как требующую реконструкции социально-экономическую технологию). Нет условия, более волнующе-освободительного для всех самых злобно-деспотических аспектов человеческого характера, чем неспособность к изумлению или к благоговейной неуверенности перед тайнами бытия; и механистическое мышление в значительной степени есть обучение именно такой неспособности. Вот почему глупо утверждать (как я слышал в последнее время от двух человек из числа знаменитых Новых Атеистов), что атеизм многих из тех, кто несет ответственность за худшие зверства XX века, есть что-то совершенно случайное, не связанное с их преступлениями, или что не существует логической связи между культурным упадком религиозных убеждений в конце XIX века и политическими и социальными ужасами первой половины XX. Да, конечно, простое отсутствие веры в Бога в абстрактном плане не диктует никакой конкретной политики или моральной философии; но в конкретной сфере истории даже по существу невинные идеи могут иметь пагубные последствия. Атеизм – это не просто отношение к изолированному утверждению относительно того или иного конкретного факта, например, существуют ли феи или согласуется ли скорость нейтрино со скоростью света, – нет, он представляет собой концептуальную картину всецелой реальности с неизбежными философскими последствиями. Таким образом, это открывает широкий спектр идеологических, практических и культурных возможностей, которые исключают другие способы видения реальности. Не будет никакого оскорбления в адрес всех тех веселых, добросердечных, добрых атеистов, которые жаждут справедливого и сострадательного социального порядка и которые никогда не будут грубо говорить с собачкой, если мы отметим великую «религиозную» тему, проходящую через ужасные хроники варварства XX века. При отсутствии веры в трансцендентную цель жизни или в вечную нравственную истину великая задача, которая открывается перед многими умами, состоит в том, чтобы создать некий финальный смысл из несовершенных, но, возможно, исправимых материалов человеческой природы. Вместо того чтобы жить в царстве не от мира сего, находимого только в вечности, и вместо того, чтобы сдаваться перед абсурдностью нашей случайной вселенной, мы теперь должны примкнуть к «героическому» труду создания будущего, отвоевывая высшее и лучшее в человеческой реальности у сопротивляющихся дефектных материалов нашего вида, даже если это потребует полной реконструкции всей машины (генетической, расовой, социальной, политической, экономической, психологической…)