Богач, бедняк

Ровно в половине второго Томас смешивал им по коктейлю. Их вкус не отличался разнообразием – они всегда заказывали «Кровавую Мэри». Потом Дуайер натягивал над палубой тент, и Гудхарты обедали тем, что привозили с собой из отеля. Обычно это был холодный омар, ростбиф, рыбный салат или холодная рыба с приправой из зелени, дыня, копченая ветчина, сыр и фрукты. Они всегда привозили так много провизии, что, даже когда с ними обедали их друзья, еды оставалось вдоволь и для команды – не только на обед, но и на ужин. За столом они выпивали каждый по бутылке белого вина.

Единственным хлопотным делом для Томаса было приготовление кофе, но с тех пор, как на яхте появилась Кейт, эта проблема перестала существовать. В первый же день рейса, когда она вышла из камбуза с кофейником, в белых шортах и белой, туго обтягивавшей ее пышную грудь тенниске с выведенным на ней синими буквами словом «Клотильда» и Томас представил ее, мистер Гудхарт одобрительно заметил: «Капитан, на вашем корабле плавание с каждым годом все приятнее».

После обеда Гудхарты спускались вниз и устраивали сиесту. Томас часто слышал приглушенные звуки, которые могли означать лишь то, что они занимаются любовью. Гудхарты были женаты более тридцати пяти лет, и Томас поражался тому, что они все еще занимаются любовью и явно получают от этого удовольствие. Гудхарты сломали все его представления о браке.

Около четырех часов супруги вновь появлялись на палубе, серьезные и, как всегда, церемонные, и полчаса плавали с Дуайером или Томасом. Дуайер плавал плохо, и раза два миссис Гудхарт уплывала более чем на сто ярдов от «Клотильды» – Томас даже думал, что ей придется брать на буксир Дуайера, чтобы тот добрался до яхты.

Ровно в пять, приняв душ, причесанный, в полотняных брюках, белой рубашке и синем пиджаке с металлическими пуговицами, Гудхарт поднимался на палубу и говорил: «Не думаете ли вы, капитан, что пора выпить?» – и если на борту не было гостей, добавлял: «Почту за честь, если вы присоединитесь ко мне».

Томас наполнял два стакана виски с содовой и подавал знак Дуайеру, чтобы он заводил моторы и вставал у руля. Кейт выбирала якорь, и они двигались в обратный путь к «Отель дю Кап». Гудхарт и Томас сидели на палубе и, потягивая напитки, смотрели, как яхта выбирается из пролива и огибает остров, оставляя слева розовые и белые здания Канн.

Однажды Гудхарт спросил:

– Капитан, в этих краях много людей с фамилией Джордах?

– Я, честно говоря, не знаю. А что?

– Вчера я упомянул вашу фамилию в разговоре с помощником управляющего отелем, и он сказал, что у них иногда гостит некий Рудольф Джордах с супругой.

– Это мой брат, – нехотя ответил Томас, глотнув виски. Он чувствовал, что Гудхарт смотрит на него с любопытством, и догадывался, о чем тот думает. – Наши дороги с ним разошлись, – сказал он коротко. – Он был самым умным в семье.

– Как знать, – задумчиво сказал Гудхарт, широким жестом обведя яхту, солнце, вспененную судном воду, зеленые и желтые холмы на берегу. – Может быть, вы оказались самым умным. Я работал всю жизнь, и только когда состарился и ушел на покой, могу позволить себе провести недельки две, как сейчас. – Он горестно усмехнулся: – А меня в семье тоже считали самым умным.

Тут появилась миссис Гудхарт, моложавая, в брюках и свободном свитере. Томас быстро допил свое виски и пошел за коктейлем для нее. Она в плане питья не отставала от мужа.

Мистер Гудхарт платил за яхту двести пятьдесят долларов в день плюс горючее и давал тысячу двести старых франков в день на еду для каждого члена команды. В прошлом году по окончании круиза он отблагодарил Томаса, дав ему пятьсот долларов сверх всего. Томас с Дуайером пытались представить себе, каково же должно быть состояние человека, который может позволить себе провести две недели на море за такие деньги и еще платить за номер в одном из наиболее дорогих отелей в мире. И не смогли. «Скажем так: человек он богатый, и все, – сказал тогда Дуайер. – Бог мой, можешь представить себе, сколько часов должны трудиться у машин тысячи рабочих на его фабриках в Северной Каролине, харкая кровью, чтобы он мог каждый день плавать в море?» Определенное отношение к капиталистам сформировалось у Дуайера еще в молодости под влиянием социалиста-отца, работавшего на фабрике. Все рабочие, по мнению Дуайера, харкали кровью.

До появления Гудхартов Томас относился к людям с большими деньгами не так непреклонно, как Дуайер, а со смесью зависти, настороженности и подозрения, что богатый человек всегда постарается ущемить всякого. Неприязнь к брату, зародившаяся еще в детстве по совсем другим причинам, возросла с тех пор, как брат стал процветать. Но Гудхарты порвали тенета его убеждений. Они заставили его посмотреть по-новому не только на брак, но и на старость, на богатство и даже на американцев вообще. Жаль, что Гудхарты так рано зафрахтовали его, потому что оставшийся сезон – до октября – скорее всего пойдет под гору. И люди, которых катали они потом, более чем подтвердили самые мрачные представления Дуайера о господствующих классах.