Сейчас он попросит дать ему фамилию врача по абортам, подумал Рудольф. «Любовь в студенческом городке», «Профессор истории творит историю при лунном свете», «Доктор наук в тюрьме» — увиделись ему заголовки. Рудольф постарался, чтобы его лицо оставалось бесстрастным, и продолжал есть. Хлеб в гамбургере был серый и мокрый, картофель пропитался жиром.
— Вы слышали, что я сказал? — шепотом спросил Дентон.
— Вы сказали, что у вас неприятности.
— Совершенно верно. — Интонация была одобрительная: студент, значит, внимательно слушал. — Большие неприятности. — Дентон отхлебнул кофе. — Со мной хотят разделаться.
— Кто?
— Мои враги. — Дентон снова окинул зал внимательным взглядом, будто выискивал своих врагов, переодетых в рабочие спецовки.
— Когда я учился, мне казалось, все прекрасно к вам относились, — сказал Рудольф.
— О, у нас полно своих подводных течений, о которых не подозревают студенты. Интриги, кругом интриги! В аудиториях, в кабинетах начальства, в кабинете самого президента колледжа! Моя беда в том, что я слишком прямолинеен и наивен. Я верил в миф об академической свободе. Мои враги выжидали подходящий момент. Мне много лет назад следовало уволить моего заместителя — как ученый он полная бездарность, — но я вечно жалел его и не увольнял. Непростительная слабость! Он метил на мое место и давно вел на меня досье. Записывал сплетни, услышанные за стаканом вина, отдельные фразы, вырванные вне контекста из моих лекций. Теперь меня собираются принести в жертву, Джордах.
— Мне кажется, вам стоит рассказать мне, что все-таки происходит, — сказал Рудольф. — Тогда, возможно, я сумею решить, смогу ли вам помочь.
— О, вы сможете помочь, несомненно, сможете. — Дентон отодвинул от себя наполовину съеденный гамбургер. — Они отыскали свою ведьму. Ею оказался я.
— Я не совсем понимаю.
— Охота на ведьм, — сказал Дентон. — Вы наверняка читаете газеты. «Гоните коммунистов из школ!»
— Вы же не коммунист, профессор, — рассмеялся Рудольф. — И вы сами это знаете.
— Говорите тише, мой мальчик. — Дентон беспокойно огляделся по сторонам. — О таких вещах не кричат во все горло.
— По-моему, вы напрасно тревожитесь, профессор, — сказал Рудольф. Он решил, что постарается обратить все в шутку. — А я-то боялся, здесь что-нибудь посерьезнее. Думал, может, какая-нибудь студентка забеременела с вашей помощью.
— Вы можете смеяться, — сказал Дентон. — В ваши годы. Но сейчас ни в колледжах, ни в университетах давно никто не смеется. Мне предъявлены нелепейшие обвинения: мол, в тридцать восьмом году пожертвовал пять долларов на какую-то сомнительную благотворительную акцию и ссылался в некоторых своих лекциях на Карла Маркса. Но, боже мой, разве можно читать курс экономических теорий девятнадцатого века, не упоминая Карла Маркса! Ироническая шутка о преобладавшей тогда экономической практике, услышанная каким-то идиотом на занятиях по американской истории и пересказанная идиоту отцу, который оказался командующим местным отделением Американского легиона. Нет, вы ничего не знаете, мой мальчик! Вы просто ничего не знаете! Университет в Уитби ежегодно получает от штата субсидию для сельскохозяйственного факультета. И вот какой-то болван из законодательной ассамблеи произносит речь, создает комиссию и требует расследования ради того, чтобы его имя попало в газету. Патриот! Защитник веры! Ха! В университете, — но это сугубо между нами, Джордах, — создана специальная комиссия во главе с президентом по расследованию обвинений, выдвинутых против ряда преподавателей. Они готовы принести несколько жертв со мной во главе, только бы законодательная ассамблея штата не лишила университета субсидий. Теперь, надеюсь, вам ясно?
— Боже мой! — только и мог произнести Рудольф.
— Вот именно, — подхватил Дентон. — Боже мой! Я не знаю, каковы ваши политические убеждения…
— Я не занимаюсь политикой. Я независимый избиратель.
— Прекрасно, прекрасно! — похвалил Дентон. — Хотя было бы лучше, если бы вы состояли в республиканской партии. И подумать только, я голосовал за Эйзенхауэра! — Он глухо рассмеялся. — Мой сын воевал в Корее, а Эйзенхауэр обещал покончить с войной. Но как теперь это докажешь? Впрочем, чего только не наобещаешь перед избирательной кампанией!
— Чем конкретно я могу вам помочь, профессор? — спросил Рудольф.