Богач, бедняк. Нищий, вор

Он зашел в первый попавшийся магазин, купил цыпленка, картофель, банку горошка и половину яблочного пирога на десерт. Проталкиваясь между домохозяйками, он вспомнил свой разговор с Колдервудом и мрачно ухмыльнулся: вундеркинд-финансист, окруженный восхищенными поклонницами, по дороге на изысканно приготовленный ужин в своем фамильном особняке, хорошо знакомом нашим читателям по фотографиям в журналах «Лайф» и «Хаус энд гарден». В последний момент он купил бутылку виски. В такой вечер необходимо выпить.

Он лег раньше обычного, слегка захмелев, и, засыпая, подумал: единственное приятное за весь сегодняшний день — утренняя пробежка с Квентином.

Неделя прошла без всяких событий. При встрече в магазине Колдервуд, ни словом не упоминая о проекте Рудольфа, говорил с ним только о текущих делах в своем обычном, слегка раздраженном тоне. Ничто ни в его манерах, ни в речи не указывало на принятое им решение.

Рудольф позвонил Гретхен и сообщил, что сможет приехать в Нью-Йорк лишь в конце будущей недели; она, казалось, огорчилась, но не захотела объяснять по телефону, в чем дело. Это может подождать, сказала она. Рудольф немного успокоился: если это может подождать, значит, все не так уж плохо.

Дентон больше ему не звонил. Возможно, боялся, что Рудольф вдруг передумает и скажет, что отказывается выступить в его защиту. А предстоящее выступление волновало Рудольфа. Не исключено, что у комиссии имеются против Дентона факты, о которых самому ему не известно или которые он скрыл. В таком случае Рудольф будет выглядеть его сообщником, или лжецом, или просто дураком. Но больше всего его беспокоило, что члены комиссии, твердо намеренные разделаться с Дентоном, естественно, враждебно отнесутся ко всякому, кто выступит в его защиту. Всю свою жизнь Рудольф стремился завоевывать симпатии людей, особенно пожилых и с солидным положением. И сейчас уже одна мысль о том, что ему придется предстать перед целой группой ученых мужей, которые будут смотреть на него с неодобрением, тревожила его.

Всю неделю он мысленно произносил речи перед воображаемыми замкнутыми лицами, стараясь достойно защитить Дентона и в то же время очаровать судей. Но ни одна в конечном счете не показалась ему стоящей. Надо как следует отдохнуть перед тем, как идти на комиссию, чтобы уловить царящую в комнате атмосферу и постараться выступить как можно лучше для Дентона и для себя. Если бы Колдервуд знал, что он собирается делать…

К концу недели у него совсем испортился сон. Ему снились похотливые сны: то Джули плясала нагая у какой-то воды, то Гретхен лежала распростертая на каноэ, то Мэри-Джейн возлежала на кровати, раздвинув ноги, потом садилась голая с искаженным лицом и принималась поносить его. От пристани отходил пароход, на палубе стояла девушка — ветер взвихрял ее юбки — и улыбалась ему, а он в отчаянии бежал по пристани, пытаясь догнать пароход, но чьи-то невидимые руки схватили его, и пароход вышел в открытое море…

Проснувшись в воскресенье утром под звон колоколов, Рудольф решил, что не в состоянии просидеть весь день дома, хотя прежде думал еще раз просмотреть бумаги, которые дал Колдервуду, и внести исправления и добавления, пришедшие ему в голову на протяжении недели. Но воскресенье всегда было скверным днем для его матери. Колокола напоминали ей, что она перестала быть ревностной католичкой, и она принималась просить Рудольфа сходить с ней в церковь к мессе, чтобы она могла исповедаться.

— Меня ждет адский огонь, — изрекла она за завтраком, — а церковь и спасение всего в трех кварталах от нас.

— В другое воскресенье, мам, — сказал Рудольф. — Сегодня у меня дела.

— Я могу уже быть мертвой и гореть в аду в другое воскресенье, — сказала она.

— Ну, что делать, будем надеяться, что этого не случится, — сказал Рудольф и встал из-за стола. А она заплакала.

День был холодный, ясный, солнце этакой яркой облаткой торчало на небе. Рудольф тепло оделся — натянул летную куртку на теплой подкладке, шерстяную вязаную шапочку, взял темные очки и вывел мотоцикл из гаража. Немного помедлил, решая, в каком направлении ехать. Он ни с кем не хотел встречаться, ничто не манило его. Праздность — бремя современного человека.

Он сел на мотоцикл, завел мотор, помедлил. По улице проехала машина с лыжами на крыше, и Рудольф подумал: «А почему бы мне не поехать за ней?» Он вспомнил, что Ларсен, молодой продавец в лыжной секции, говорил ему о сарае, стоящем внизу спуска, — его можно было бы оборудовать под лыжную базу, где по уик-эндам давали бы лыжи напрокат. Ларсен говорил, на этом можно хорошо заработать. Рудольф уже чувствовал себя лучше, следуя за машиной с лыжами. У него появилась цель.

Он изрядно промерз, пока добрался до спуска. Солнце, отражаясь от снега, слепило, и он, прищурясь, смотрел на яркие фигуры лыжников, стремительно летевших к нему с горы. Все выглядели молодыми, крепкими, наслаждавшимися жизнью, а девушки в брюках, обтягивающих бедра и округлые ягодицы, вызывали здоровое вожделение.