— Никак не могу вспомнить, где я мог недавно видеть картину, изображающую мексиканские прерии, но так, как будто их рисовал французский импрессионист средней руки, который знает о прерии только понаслышке. Я был в каком-то учреждении, и там она висела…
— Ты бы сразу спросил, — улыбнулась Марисабель. — Я такие вещи запоминаю — все-таки пытаюсь писать об искусстве. Мы были там вместе с тобой — это департамент по культуре, где мы получали разрешение на вывоз твоих картин, помнишь… Если бы я знала, что из этого выйдет, я бы этого итальяшку отсюда прогнала бы поганой метлой!
— Департамент по культуре… — прошептал Бето, как будто не слыша последних слов Марисабель. — В кабинете Мараньяля, правильно?
— Да, вроде… Мы заходили туда на минуту, но картина настолько нелепая, что ее трудно забыть.
— Знаешь… — Бето вдруг выпрямился в кресле и застыл, сложив руки на коленях.
— Что я должна знать? — засмеялась Марисабель. — У тебя сейчас такой вид, как будто ты увидел привидение.
— Я его и увидел, — кивнул головой Бето. — Это Мараньяль, Франсиско Мараньяль — он все подстроил.
— Что подстроил?! — не понимала Марисабель.
— Все, — повторил Бето, — то, что меня обвинили в краже картин.
— Да ты что, не может быть! — махнула рукой Марисабель. — Если бы я не знала наверняка, что ты никогда не читаешь детективных романов, я бы сказала, что на тебя дурно влияет Агата Кристи.
— Нет-нет, — Бето говорил тихо и очень сосредоточенно. Понимаешь, с тех пор как я перестал рисовать, во мне открылась другая способность — я научился вспоминать и сопоставлять воспоминания. Меня втянул в это дело Мараньяль, и теперь я точно знаю, почему он это сделал.
— Почему же? — спросила Марисабель, все еще сомневавшаяся, что мужу вдруг внезапно удалось разрешить загадку, которая мучила их столько времени.
— Он пишет картины, — сказал Бето.
— А, так это ему принадлежит эта несуразица! — расхохоталась Марисабель. — Видимо, он гордится своей живописью, раз выставляет ее напоказ. Я бы на его месте…
— Дорогая, послушай, — тихо прервал его Бето, — он рисует и, как ты сама видишь, считает себя вполне неплохим художником. Когда я учился в академии, у нас проводилась такая «анонимная» выставка, где все выставляли оценки работам друг друга, не зная имени автора. Там, безусловно, были работы Мараньяля. Поверь, эта с прерией была лучшей из его картин.
— Могу себе представить, каковы были остальные! — воскликнула Марисабель.
— Очень слабыми и с невероятной претензией, — подтвердил Бето. — Меня это всегда раздражает больше всего. К тому же наш куратор подошел ко мне и стал просить выставить этим работам высокую оценку.
— Конечно! — понимающе кивнула Марисабель. — Не сомневаюсь, ему было известно, что это картины подающего надежды чиновника из департамента по культуре.
— Но я-то этого не знал, — заметил Бето. — А даже если бы и знал, от этого ничего бы не изменилось.
— Почему? — возразила Марисабель. — Если бы ты знал, ты оценил бы их еще ниже — из чувства противоречия.
— Да, так и случилось, когда куратор стал просить за этого не известного мне человека. Я поставил ему средний, даже скорее низкий балл, да еще сделал приписку: «Бесталанно». До него это дошло, и он затаил обиду.
— Но как он узнал, что это написал ты? Разве листы были подписаны?
— Нет, но против своих картин я поставил прочерки, не желая их оценивать, — сказал Бето. — Я ведь был тогда такой принципиальный.
— Наверно, за это ты мне и нравишься, — улыбнулась Марисабель, но ее лицо тут же приобрело серьезное выражение. — Значит, когда понадобилось выбрать кого-то из мексиканских художников, чтобы в случае чего было кого подставить, они выбрали тебя…
— Меня выбрал Мараньяль. Вряд ли этот итальянец вообще знал о моем существовании.
— Отчего же, — заметила Марисабель. — Он мне показался культурным человеком, в отличие от твоего сеньора Мараньяля… Тем более он не поленился выяснить подробности насчет моих родителей. — Она задумалась. — Значит, они связаны, эти двое… То-то я думала, откуда у государственного служащего, пусть даже довольно высокопоставленного, такая загородная резиденция? Помнишь нашу поездку в Тескоко?
— Да, — грустно улыбнулся Бето. — В нашей стране каждый крадет то, что может украсть — автослесарь уносит запчасти, продавец овощной лавки тянет овощи, а работник департамента по культуре устраивает похищение картин из музея.
— Мерзавцы! — воскликнула Марисабель.
Бето в изумлении уставился на жену — он никогда еще не видел ее в бешенстве.