Читаем Богдан Хмельницкий полностью

поехал к Хмельницкому и склонял его к миру, надеясь более всех подействовать на

него, как представитель церкви, за которую козаки ополчились. Козацкий предводитель

удержал его несколько времени, долго с ним рассуждал и спорил и, наконец, уверял,

что готов к миру, но что его удерживает рада 3).

Дожидаясь с нетерпением, какой успех будет иметь митрополит, коммиссары

наконец узнали, что уже вся страшная сила украинского восстания от них недалеко.

Испуганные этою вестью, они ясно увидели, что им не удалось обмануть

Хмельницкого: напротив, они были обмануты сами. Коммиссары уехали к войску.

Так хитрою политикою Хмельницкий выиграл тогда много; обманывая

коммиссаров, он усыпил вообще поляков, которые не шли воевать против него в

Украину; а между тем, он сам уже дошел до Случи, границы козацкой земли, и козаки с

гордостью поговаривали: « оттак, ляше, по Случ наше» 4). Переговоры с Киселем

принесли козачеству еще больше выгоды, нежели сражения: без большего пролития

собственной крови козаки тем временем истребили в русской земле все противное

своей народности и стояли против врагов огромным ополчением.

Между тем, на Волынь сбиралось польское войско, выставленное против Козаков.

Оно все состояло из людей новых, потому что малочисленное старое войско было

истреблено. Это было, кроме панских команд, земское ополчение. Всякий шляхтич,

имевший в известном повете жительство и желавший служить в войске, являлся на

сборное место; из таких шляхтичей составлялась хоругвь, носившая имя повета;

несколько хоругвей составляли полк, называвшийся по воеводствам, так что вся армия,

по замечанию летописца 5), изображала целую Речь-Посполитую. Сборное место

назначено было под Глинянами, верст за тридцать от Львова; сбор войска начался в

июне, но поляки СХОДИЛИСЬ лениво; только те, которые жили в стране, близкой к

восстанию, спешили на битву е). Эта. медленность всегда была причиною неудач

поляков в войнах; но еще больше вредило им обыкновенное соперничество панов: и

здесь не обошлось без того. По решению конвокационного сейма, бывшие в этом

ополчении сенаторы и другие урядовые — то-есть занимавшие места въ

!) Памяти,киевек.коми.,I,3, 258.

2)

Памяти,киевек.коми., I, 3,

269.

3)

Памяти,киевек.комм., I,

3,262.—Annal. Роиоц. Сииш., I,

49.

4)

Народи, песня.

5)

Hist. panow. Jana Kaz., I, 7.

G) Памяти, киевек. коми., I, 3, 265.—Annal. Polon. Clim., I, 61.

209

администрации—паны, в числе двадцати четырех, составляли как бы совет, .

который имел право влиять на управление военными движениями 1). Это должно было

способствовать разноголосице и беспорядку. Сам Доминик Заславский, пан

чрезвычайно богатый, набирал военные силы на собственный счет, располагал на

квартирах в окрестностях Львова и жители жаловались на утеснения от этого войска 2).

Вишневецкий разгневался за то, что ему не давали начальства, в то время, когда он,

один отражавший Козаков среди всеобщего оцепенения, считал себя достойнее всех.

Он не хотел соединиться с глинянским ополчением и стыдился находиться в

зависимости у Заславского. Между ними была давняя непримиримая ненависть.

Доминик и Иеремия были некогда соискателями руки Гризельды [Замойской. Напрасно

Доминик подкупал женщин, приближенных панне Замойской в доме её родителей, чтоб

они пред невестою, расхваливали его и чернили Вишневецкого. «Что въ’ нем

хорошего? — говорила старая баба девице, — он такой чёрный!»—«Не беспокойся, не

очернит он меня!» сказала панна Замойская и вышла за Иеремию.

И осталась сердечная ненависть между соперниками: всю жизнь после того они

старались вредить друг другу 3).

Получив в Збараже весть о невнимании к нему сейма, Вишневецкий в первых

порывах негодования думал остаться хладнокровным зрителем войны, но ненависть к

козакам была у него слишком сильна; услышав о новых грабежах и разорениях, он

собрал собственное войско додвенадцати тысяч и стал лагерем, намереваясь

действовать отдельно 4). Тогда, вместо одного ополчения, явились два: одно под

Глинянами, другое под Константиновом. На Вишневецкого смотрели как па

храбрейшего, искуснейшего воина в целом королевстве; старые жолнеры были к нему

привязаны, величали его простоту, его ласковость к низшим; ставили ему в

достоинство даже происхождение от воинственных предков, некогда царствовавших;

пример ветеранов увлекал толпу; многие, прибыв под Глиняны, не хотели признавать

начальства Заславского и отправлялись под Константинов. Таким. образом, от разных

частных неудовольствий оставили Заславского и многие важные паны с своими

отрядами; старый Тышкевич признал начальство Вишневецкого; прибыл к нему

младший Калиновский и Конецпольский, его свояк, который недавно ссорился с. ним

на сейме, а теперь помирился и стал его другом; они-то первые раздражили

Хмельницкого и первые показали себя жестокими врагами Козаков. Общее дело

соединило их теперь.

Заславский увидел, что из такого раздвоения сил может произойти новое несчастие

и он притом подвергнется упрекам за то, что не умел удержать в повиновении

вверенного ему войска. Он поехал к Вишневецкому сам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное