поступили так под тем предлогом, будто наш блистательнейший и могущественнейший
повелитель приказал нам напасть на ваши земли. После того козаки, живущие за рекою
Уши (Днепр), нижайше просили нас оказать им помощь. Снисходя к их молениям, мы
сначала поразили сына вашего военачальника, а потом и самого военачальника со всем
его войском взяли в плен. Козаки увидали драгоценный для себя случай и очень просят
нас, чтоб мы дошли войною до самого трона вашего, но мы, помня священный наш
союз с вами и уваяиая честь нашего падишаха, не согласились на это, задержали войска
наши и воротились в своипределы. Если хотите прежней дружбы и братства, отдайте за
четыре года дань, а козакам возвратите их прежния права и привилегии. Это будет
хорошо и для вас и для отечества. Будем ожидать вашего ответа сорок дней и если в
течение этих сорока дней ваши послы не приедут с даныо, то готовьтесь: Бог даст, мы
пойдем против вас с войском. Это верно. Мы готовы и осенью и зимою, как вы и не
вообралсаете. Прощайте» 3).
J) Памяти, киевск. коми., I, стр. 134—136.
2) Памяти, киевск. комм., I, стр. 137—140.
3)
Рук. И. П. Б. Польск. истор. f. № 33.
205
Ему отвечали, что поляки не состоят в долгу, у татар, что прежде платили татарам
некоторые суммы в награду за услуги, оказываемые РечиПосполитой, но в последнее
время не было случаев, когда бы татары служили полякам, напротив: они делали
разные варварства, вместо того, чтобы охранять Польское государство. Польша не
страшится угроз, и если татары станут нарушать спокойствие подданных Речи-
Посполитой, то найдут такой отпор, который заставит их раскаяться *).
Вслед за Вольским и козацкими депутатами, назначенные коммиссарами для
переговоров с козаками, Кисель, Сельский, Дубравский, Обухович, отправились на
Волынь: они намеревались ехать в Киев и там предполагали начать переговоры. Но,
въехав ,в русскую волынскую землю, они встретили повсеместное восстание:
мятежники бродили около них вооруженными толпами; резиденция Киселя, Гуща,
почти в глазах владельца была разграблена. Комзшссары увидели, что они не могут
ехать спокойно, а должны пробиваться сквозь огонь войны, как в неприятельской
стране. Поэтому Кисель отправил послов к Хмельницкому, чтоб прежде заключить
перемирие и остановить грабителей. Это было в начале августа.
Хмельницкий и козаки в Белой Церкви не получали долгое время известия о
козацких депутатах, отправленных на сейм в Варшаву. Вдруг разнесся слух, что их нет
на свете; потом пришло известие, что поляки собрали уже войско; наконец, Кривонос
извещает Хмельницкого, будто бы поляки посадили на кол козацких послов 2).
Хмельницкий снял обоз, поднял свое ополчение, в котором, по известию
современника, было у него будто бы восемьдесят тысяч 3) одной конницы, и двинулся
на Гончариху 4), а между тем послал к хану просить немедленной помощи. Но при
Гончарихе явились в войске послы козацкие, совершенно невредимые, и Вольский
принес послание от сейма. Слухи были ложные. Хмельницкий остановился.
Вслед затем прибыли и посланцы Киселя с коммиссарским листом, в котором были
предложены требования сейма “).
Эти требования казались слишком невыгодными для русских. Речь-Посполитая,
прежде всего, требовала отдачи взятого у поляков па сражении орузкия и удаления
татар; ничего не говорили о правах Козаков. Очевидно было, что поляки желали только
лишить Козаков союзников и средств к дальнейшей войне. Сверх того, они требовали
казни предводителей загонов °) для того, чтоб отнять у Хмельницкого доверенность к
нему народа, а между тем сами готовились к войне, и тем ясно показывали, что
действуют неискренно.
Козацкая рада была раздражена этими требованиями; возник ропот на
]) Stor. delle guer. civ., 24.
2) Памяти. киевск. комм., I, 3, 158—194.
3) Памяти, киевск. коми., I, 3, 161.
4) Истор. о през. бр.—Памяти, киевск. комм., I, 3, 207.
б) Памяти, киевск. комм., I, 3, 208—209.
в) Histor. ad exces. Wlad., V, 17.—Supplem. ad Histor. Russ. monum., 180.
206
самого Хмельницкого за его медленность. Стали толковать, что паны обманывают
Козаков, а Хмельницкий поддается им *).
Вскоре предводитель согласился с мнением подчиненных и убедился, что поляки
единственно хитрят и желают обмануть его. Уверяя Хмельницкого в своем
благорасположении к козакам, Кисель в то же время, по препоручению сената, писал к
московскому двору, что Хмельницкий, подняв бунт против правительства, навел
басурманов для пролития христианской крови; что козаки ведут войну из страсти к
грабежам и беспорядкам; что этот мятеж будет опасен и для Московского Государства;
что, словом, надлежит Московскому Государству, как и Польше, для собственного
спокойствия подумать о том, каким образом не допустить буйному народу усилиться
для бедствия обеих дерлсав. Это письмо написано было преимущественно оттого, что в
Польше носились слухи, будто козацкий предводитель ищет помощи у москвитян.
Поляки боялись, чтоб московский двор, лишившись не очень давно Смоленска, не
воспользовался расстройством в Речи-Посполитой для выгод своего государства.
Дипломатическая тонкость Киселя не удалась; письмо было перехвачено и