Богдан Хмельницкий

покой. Хмельницкий приказал запереть двор со всех сторон и позвать пленников.

Пленники явились пред коммиесарами, бледные, с заплаканными глазами.

Хмельницкий подал воеводе условие, написанное 24-го числа и теперь им

подписанное, да, кроме того, два письма—к королю и к Оссолинскому. В заключение,

он подарил воеводе серого коня и шестьсот талеров; Кисель тут ясе отдал их

пленникам. Коммиссары еще раз хотели смягчить Хмельницкого относительно отпуска

пленников; пленники таише присоединили свои просьбы, бросившись к ногам

победителя, но гетман остался непреклонен. Тогда некоторые просили, чтоб их лучше

отдали татарам.

«Нехай Потоцький,-—сказал Хмельницкий,— пидожде брата свого: тодп

267

сего кажу посадыты. на пал перед листом, а того в мисти, та й нехай один па

другого дывлються!»—Впрочем, после этой угрозы Хмельницкий не преминул

подтвердить своего обещания отдать пленников па предстоящей коммиссии. -‘Однако,

не знаю,—заметил он,—каково кончится эта коммиссия, если молодцы наши не

согласятся на двадцать или тридцать тысяч реестровых и не удовольствуются своим

удельным княжествомъ».

Прощаясь, Хмельницкий сказал, что причина, заставляющая его отлагать

комииссию, зависит не от него, а от Козаков, потому что он не смеет поступать против

воли рады, хотя и желал бы исполнить волю короля.

Из современной корреспонденции видно, что сам упрямый Вишневецкий, получив

от сейма главное начальство над войском, вызывался на мировую с Хмельницким и

козаками. 20-го января он отправил к козацкому гетману двух посланцев: Миронича и

Вржостовского с ласковым письмом; он радовался, что Хмельницкий обещает

покорность королю, сожалел о прошедшем, обещал с своей стороны стараться, чтобы

все было предано забвению. «Мои предки,—писал он,—были издавна

доброжелательны запорожскому войску; некоторые из них вместе с вали проливали

кровь в битвах против врагов св. креста, расширяя пределы Польской Короны, и я

всегда был готов и теперь готов доказать вам свое расположение, если только вы

останетесь верны Короне; в таком случае я вам обещаю прилеясно стараться у короля,

чтоб вашей милости было отпущено ваше преступление: вы можете надеяться па мое

слово; в дружбе моей не обманетесь. Ваша милость жалуетесь на неприязнь мою к

войску запорожскому, но ведь и я испытал неприязнь вашего войска, когда своевольные

шайки напали на меня под Константиновом, вероятно без .воли своих старших, почему

и я, как водится на войне, дал отпор, но это не изменяет моего расположения к войску

запорожскому, особенно после того, как я узнал, что те, которые на меня нападали,

казнены смертью. Я желаю оставаться в добрых отношениях с их милостию козаками

—пародом рыцарским; пусть только они останутся добрыми подданными единого

отечества и, по примеру своих предков, обратят, вместе со мною, грозную и смелую

руку на неприятелей св. креста» х). Как принял Хмельницкий это послание—

неизвестно, но последствий оно не оказало; оно было составлено чересчур горделиво,

чтобы склонить гордого успехами Хмельницкого к мировой с своими заклятейшими

врагами.

Коммиссары уехали из Переяславля, потеряв несколько человек из своей свиты,

которые передались к козакам. Зато несколько пленников успели уйти с ними.

Когда коммиссары проезжали в Велогородку мимо Киева, не смея заехать туда,

потому что мещане города Киева заранее просили Хмельницкого, чтоб паны их ие

посещали, шляхтичи, католические духовные и евреи, уцелевшие во время смут, желая

убежать в Польшу, явились в Киев, думали пристать к, свите воеводы, и услышав, что

коммиссары едут мимо города, бросились за ними, чтоб их догнать; но русские

преследовали их и, поймав, убивали. Несколько ксендзов и монахов были привезены к

св. Софии; там привязали их, одного к другому спиною, к саням, на морозе. Многих

иудеев огра-

) Рук. Иубл. Библ. Ilist. Pol. F. IV, 30.

268

били и искалечили. Только убеждения митрополита могли подействовать на

ожесточенных киевлян и спасти от смерти остальных. Вслед затем, однако, гетман, для

усмирения беспорядков, не желая нарушить заключенного перемирия, поставил в

Киеве и других городах козацкую стражу, и бедные шляхтичи дышали свободнее, но

все-таки, по замечанию очевидца, страшились ходить по ночам, особенно между

пьяными *).

*) Dyar. Andrzeja Miastkowskiego, в книге Zbidr pam. о dawn. Pols. — Памяти,

кифвск. коми., I, 3, 314—360.—Истор. о нрез. бр.—Annal. Polon. Clim., I, 107—109.—

Ilistor. Jan. Kaz., I, 47.—Pam. do pan . Zygm. ИИ, Wfad. 1У i Jan. Kaz., 11,52—55.—

Летоп.' ловеств. о Мал. Росс., 125—126.— St. delle guer. civ., 44.— Engel. Geach. de Ukr.,

156—157.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Сейм.—Три предводителя.— Поход войска па Волынь.— Стычка с волынскими

загонами.— Ополчение Украины. — Прибытие хапа.

В то время, когда коммиссары находились в Украине, в Кракове, в конце января

1649 года, после торжественного коронования Яна Казимира и присяги на хранение

свободы польского народа, собрался сейм. Главным предметом совещаний была защита

шляхетской нации от восстания Козаков и хлопов '). Но между послами возникло

несогласие: одни требовали нарядить суд над предводителями пилявецкого ополчения;