Читаем Богдан Хмельницкий полностью

другие, подкупленные виновными за большие деньги, всеми силами старались

отклонить предложение. Король едва прекратил раздор и положил предать забвению

это дело, по причине обстоятельств большей важности. Определили собрать 30.000

регулярного войска; назначили для поддержки его временной налог; в случае

необходимости сейм заранее дал королю право собрать посиолитое рушенье.

Разсуждали и спорили, кому вручить начальство над войском. Предидущий сейм

назначил региментарем (главнокомандующим) Вишневецкого; но, по многим

обстоятельствам, князь не мог удержать этого достоинства. Ян Казимир не любил его,

быв еще королевичем, а сделавшись королем, еще более стал недоволен им за то, что

он, при избрании, держал сторону Ракочи; князя подозревали даже в тайных

сношениях с венгерцами, ко вреду существующего правления. Придворные не терпели

его; «они, замечает летописец, привыкли платить богатырям неблагодарностью» 2).

Вредило князю и ожесточение против него русских; Хмельницкий и после попыток

Иеремии к примирению ставил главным условием мнра, чтоб не давали ему начальства

над войском. Неприязненные паны называли его виновником смут. Ему становили в

вину, что он писал универсалы к шляхтичам своего воеводства и призывал их к

оружию, когда это было запрещено и походило на поспо-

*) Histor. ab. exc. Wfad. IV, 38. а) Histor. pan. Jan. Kaz., I, 28.

270

литое рушенье, которое мог собирать только король 1). Только горячие католики и

страсгпые рубаки прославляли князя попрежнему. Сначала король предложил избрать

гетмана, но кого ни предлагали, паны не соглашались. Многие домогались булавы себе.

Нашлись бы такие, которые, еслиб против их желания избран был гетман, стали бы

выказывать свое неудовольствие к усугублению бедствий отечества; притом

существовала сильная партия в пользу Потоцкого и Калиновского, которые, по мнению

их приверженцев, отнюдь не должны были терять своих званий. Поэтому король

принял верховное начальство на себя, а в виде его помощников положили избрать

снова трех предводителей. Это были: Фирлей каштелян бельзский в должности

главнокомандующего, Ляндскоронский и ученый Остророг. Фирлей был седой старик,

нечестолюбивый, кроткий человек, о котором говорили в Польше, что он медлил

принимать почести даже и тогда, когда ему предлагали. Фамилия Фирлеев

пользовалась таким добрым мнением, что Сигизмунд Ш называл ее самою

благороднейшею в Польше. Самые преклонные лета его могли внушать уважение;

своевольные паны устыдились бы противиться почтенному старцу. Притом, партия

Потоцкого была уверена, что он добровольно уступит свой сан возвратившемуся из

плена гетману. Все эти обстоятельства руководили сеймом при его избрании. Одио

только многим не нравилось: он был реформатского исповедания 2).

Веспою польское правительство получило от коммиссаров известие о неудаче

коммиссии. «Отечество в опасности,—извещали они,—неприятельское войско

наготове; земля русская поднимается; иноземная помощь приходит к козакам; нет

иадежды на прочный договор. Мы употребляли все, что могла нал внушить любовь к

отечеству и верность королю, но увидели, что Хмельницкий думает уже не о

козачестве, а о независимом владении в русских провинциях, и хочет нахлынуть внутрь

польского государства. Причиною тому какой-то патриарх иерусалимский, который дал

ему титул князя русского и сравнивает его с Константином Великим. Причиною тому

также и посольство Ракочи. Надежды нет. Тугай-бей уже владеет Савранью и

Чечельником. Везде готовят орулсие. Хмельницкий принимает к себе и верующих и

неверующих в Бога, людей всякой нации, всякого поведения, заключает с ними

договоры, дает жаловапье и вооружение. Остается и нам закалять оружие, готовиться к

войне, кому верхом, кому пешком, либо склонять голову под ярмо презренных хлопов

3).

Условия, предложенные Хмельницким, возбудили негодование в сенате, в

особенности требование сорока тысяч реестрового войска казалось ни в каком случае

невозмолшым 4).

Поэтому приказано было предводителям идти с войском на Волынь. Число войска

простиралось, по одним летописцам, до 12.000, по другим до

1)

Stor. delle guer. civ., 120.

2)

Histor. pan. Jan. Kaz., I, 28. — Histor. belli cosac. polon., 97—98.— Korona

pols., II, 160.

3)

Miastk. Zbior. pam. о dawn. Pols., IV, 281.—Памяти, киевск. коми., I, 3, 867

— 371.

4)

Hist. ab, exc. Wlad. IV, 40.—Опис. Мал. Pocc. и Укр., 6.

271

10.000, по третьим до 19.000 х), а по иным только до 9.000 2). Но зато слуг было

гораздо больше чем вдвое против этого числа, ибо под Збаражем после того

насчитывали до 20.000 возов. Слуги рыли годны к битве при случае. Войско должно

было стоять в совершенной готовности к битве, но не заходить в глубину Украины,

согласно требованиям Хмельницкого, и не начинать битв с козаками. Несмотря на то,

что Хмельницкий дал слабую надежду на примирительную коммиссию и заключил

перемирие до троицыной недели, загоны мятежных хлопов завязали неправильную и

кровопролитную войну с начала весны.5 -го марта предводитель загона 1'арасько взял

Острог 3), перерезал четыреста человек мещан, вероятно унитов и иудеев, и прогнал из

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное