Богдан Хмельницкий

благорасположении, посылали друг другу комплименты, а между тем тайно один

другому вредили. Хмельницкий, обманывая его надеждою коммиссии, собирал

ополчение, приглашал татар; а Кисель держал подле козацкого гетмана шпиона,

шляхтича Смяровского, который цифрами писал ему обо всем, что делается в Украине;

впрочем, Змяровский скоро поплатился за эти услуги Киселю: козаки открыли

шпионство

Ч Рат. о wojn. Chmieln., 31—32.—Wojna dom. H. I, 48—49.

2) Histor. belli cosac. polon., 99,—Woyna dom. Ч. I, 50.—Stor. delle guer. civ., 117.

3)

Pam. о wojn kozac. za Chmieln., 32.

О Памяти, киевск. коми., I, 3, 388.

s) А. ГОжи. и Зап. Росс., ПТ, 296.

273

и утопили шляхтича *). «От всего сердца,—писал Хмельницкий Киселю,—я желал

видеть вашу милость в добром здоровье и тем радоваться. Я всеми силами стараюсь,

чтоб коммиссия наша могла скорее окончиться так, как угодно вам и как я желаю того

же. Я послал за всеми полковниками, чтоб с ними посоветоваться, где бы найти

удобное и безопасное место для коммиссии». Но когда козака, привезшего эти

комплименты, подвергли, как выражается шляхтич, приятельскому экзамену, тот

сознался, что Хмельницкий собирает не только полковников, но и всех вообще Козаков

и беглых хлопов, и вовсе не для выбора безопасного места для коммиссии; наконец

самому Киселю этот козак советовал поскорее убираться из Гущи, говоря, что

Хмельницкий на него гневается, ибо то письмо, которое еще раз воевода писал в

Москву, попалось в руки козацкого гетмана. Вскоре волохи служившие в отряде

Конецпольского, напали на восемьдесят Козаков и у предводителя их отняли письмо от

Хмельницкого к хану. «Мы надеемся,—писал гетман,—на обещания вашей царской

милости и на слова, которые ваша царская милость сказал и подтвердил, что и до конца

нас, слуг своих, не оставишь... Умилосердись над нами; ожидаем вашу царскую

милость с нетерпением; как начал, так и кончай». После этих доказательств, в конце

мая, Кисель с коммиссарами поспешно убрался из Гущи. Еслиб они промедлили днем,

то цопались бы в руки козакам: едва только они выехали, шестьсот молодцов ворвались

в местечко; вслед затем подобных явилось до полуторы тысячи. Имение Киселя

подверглось участи панских имений 2).

В июне продолжались попрежнему схватки польских отрядов с Волынскими

загонами. Несмотря на то, что в этих сшибках успех был на стороне поляков, восстание

возрастало день-ото-дня. Ожесточение простого народа против владельцев

усиливалось оттого, что последние, пользуясь вступлением польского войска на

Волынь, проходили в свои имения и грабили у крестьян хлеб, скотъ—все, что

находили, и отправляли в Польшу, а самих хлопов подвергали истязаниям и казням;

кроме того польские отряды, ходившие укрощать загоны, вообще наносили жителям

обиды, и оскорбленные увеличивали собою число мятежников 3). Последний из таких

отдельных походов был поход Ляндскоронского к Межибожыо. Он услышал, что

сильный' козацкий отряд напал на этот город, где сидел, запершись, комендант Корф с

немцами. С поля ударил на Козаков Ляндскоронсисий, а из города немцы сделали

вылазку. Козаки отступили. Ляндскоронсисий начал их преследовать, как вдруг,

услышав, что Хмельницкий идет с ордою, воротился к обозу и).

Когда, таким образом, на Волыни русские боролись с польскими панами, в Украине

происходил сбор целого народа на войну. Хмельницкий весною распустил универсалы

по всей Украине, призывая русских оборонять отечество. Он не ошибся, когда

разгоряченный вином говорил, что у него будет двести-триста тысяч. Чигирин, столица

гетмана, ' закипел толпами

1)

Памяти, киевск. коми., 413—429.

2)

Ibid., I, 3, 386, 389, 393, 403, 407.

3)

Histor. belli cosac. polon., 99.

Ч РаШ. о wojn. kozac. za Chmieln., 33. Woyna. dom., 51.

e IO

H. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

ИО

274

людей всякого рода и звания. Поселянин не рассчитывал дорогого времени:

заброшеп лежал плуг его; орала и серпы перекованы были на оружие... не заботился он,

чтб ему есть и пить, надеясь жить на счет Польши. Пустели хутора, села, города;

покидали ремесленники свои мастерские; кунцы— свои лавки; сапожники, портные,

плотники, винокуры, пивовары, могильники (копатели сторожевых курганов), банники,

всякого рода промышленники бежалив козаки; трудно было по всей Украине нанять

работника; недоставало даже могильщика вырыть могилу для калеки или старого деда.

Даже в тех городах, где было магдебургское право, почтенные бургомистры, райцы,

войты и канцеляристы побросали свои уряды и пошли в козаки, остригши бороды: по

обычаю того времени всяк, кто не служит в войске, должен был носить бороду. «Так-то,

—замечает современник,—дьявол учинил себе смех з людей шашечныхъ». Дух

своеволия усилился с прошлого года, когда многие обогатились грабительством

польских и иудейских имуществ; презрепие п насмешки ожидали того, кто не

участвовал в восстании; поэтому иной нехотя должен был менять весы или

чернильницу на саблю и ружье. Только старики, калеки и женщины оставались дома,

но и то, по большей части, больной или бездетный старик, не желая или стыдясь

оставаться без участия в е

ле освобождения отечества, ставил вместо себя наемщика