Читаем Богдан Хмельницкий полностью

честолюбивого князя. В порывах негодования он зарекался не вступать более в дело и

отправился из Варшавы в одно из своих имений в Червовой Руси, чтоб проводить

время подле своей любезной Гризельды. Дружина собралась около своего

предводителя; подчиненные разделяли огорчение военачальника и также положили

оружие. Но разнеслись ужасающие вести об ополчении Козаков, о нашествии хана с

ордами. Опасность грозила всякому пану; Вишневецкому более всего. Вишневецкий

собрал своих удалых воинов, тех вишневцев, которых малая горсть, в начале восстания,

одна подвизалась против бичей шляхетского звания.

) Памяти, киевск. коми., I, 3, 436—443.—Hist. Jan. Kaz., I, 50.

279

«Что будем делать, друзья,—говорил он,—уходить ли нам? прятаться ли? И на то ли

мы так славно подвизались, когда все бежало? Полетим, друзья, снова!»

С отважною дружиною отправился он по дороге в Украину и собирал себе

товарищей. Пристал к нему племянник его, Димитрий, подражатель и любимец

воинственного дяди; соединился с ним Александр Конещюльский, его прежде

жестокий соперник, но столько же, как и он, гонимый козацким предводителем.

Стекалась к нему шляхта, ободряемая его именем.

«Все старания киевского воеводы к укрощению мятежа оказались напрасными;

поднимается страшная буря, наступают роковые времена! — писал Иеремия

Вишневецкий в своем зазывном универсале к шляхте.—Из любви к отечеству мы

пробуждаемся от глубокого сна зависти, сближаемся с народом и извещаем вас о своей

готовности к услугам ваших милостей. Уже король выдал, как говорят, два раза вици на

посполитое рушенье, о третьих еще не слышно, но отечество в крайнем положении:

надобно спешить! Прошу вас, господа, сияющие мужеством и советом, беритесь за

оружие, других уговаривайте и поспешайте ко мне к 18 июня!» 1).

Дошедши до селения Шимковцы, паны стали обозом: воины переходили туда из

лагеря трех предводителей; в лагере от этого сделался такой беспорядок, который

заставлял опасаться повторения пилявской комедии. Не время было играть

честолюбием: Вишневецкий стал замечать, что раздвоение войска послужит к выгоде

неприятеля и начал исподоволь стараться соединиться с главным войском. Для

честолюбивого магната стыдно казалось самому набиваться с услугами: ему хотелось,

чтоб соперники сами прислали просить его помощи и через то выказали, как мало они

способны к войне без Вишневецкого.

Чрез несколько дней пире того как Иеремия расположился обозом, жолнеры

привели связанного русина.

«Что ты видел, что знаешь?» спрашивали паны.

«Хмельницкий уже в Камени Чолганском; я сам видел его собственными глазами»,

отвечал пленник.

«Отправьте его к предводителямъ», сказал князь.

Как нарочно Остророг только-что воротился тогда в лагерь с четырьмя реестровыми

козаками: они подтвердили показание русипа, присланного Вишневецким, да сверх

того прибавили, что Хмельницкий намерен пресечь им обратный путь и не допустить

идущих к ним из Люблина партий 2).

От этих известий боязнь так усилилась в войске, что многие жолнеры, не слушая

предводителей, нустились-было бежать. Чтоб успокоить волнение, предводители

решили отправить поскорее посольство к Вишневецкому и упросить его прибыть в

обоз; они надеялись, что присутствие его остановит смятение. Ляндскоронский сам

отправился к нему и явился с покорным видом.

«Мы все знаем, — говорил Ляндскоронский со слезами, по замечанию летописи,—

что обидели тебя, отважнейшего, достойнейшего воителя, но мы все

Ч Akty hist. pols. od г. 1648 po 1660. —Рук. И. П. Б.

-) Рат. о wojn. kozac. za Ckniieln., 34—35.—Woyna doni., I, 54—56. Истор. о през. бр.

280

жалеем, и все войско наше жалеет, что король обошел тебя. Князь! покажи пример

великодушие: прости свои оскорбления, если не для нас, то для Бога и спасения

отечества».

От таких слов Иеремия расчувствовался и заплакал, однако начал отказываться.

«Какую пользу могу принесть вам?—говорил он:—продовольствия у меня нет;

пороха и оружия мало. Что сделает моя малая горсть при долгом обложении в обозе?

Впрочем, если здесь нападут на нас, то мы покажем себя».

Ляндскоронский продолжал его уговаривать, представлял близость неприятеля,

вспоминал, как злится на него Хмельницкий.

«Если идет дело о начальстве, — прибавил он, — Фирлей уступает его тебе».

Честолюбие князя было удовлетворено.

«Нет,—отвечал он,—я не хочу отнимать у почтенного старика этой чести, которая,

по всем правам, возложена на него королем и Речыо-Посполитою. Долг сына отечества

— жертвовать общей пользе собоюЯ готов служить под командою Фирлея, и завтра

соединяюсь с вами.

Ляндскоронский прибыл с радостною для всех вестью *).

На другой день Вишневецкий и Конецпольский подвинули свой стан и сами

приехали в главный обоз, при всеобщих восклицаниях обрадованного войска. Уже

многие хоругви готовились к бегству и верпо бы побежали, еслиб не прибыл

Вишневецкий; но к нему все питали неограниченное доверие; при нем стали уверены и

в самих себе 2).

Собрался военный совет. рассуждали снова о выборе места для встречи с

неприятелем. Иеремия пристал к тем, которые почитали удобнейшим Збараж. Он

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное