честолюбивого князя. В порывах негодования он зарекался не вступать более в дело и
отправился из Варшавы в одно из своих имений в Червовой Руси, чтоб проводить
время подле своей любезной Гризельды. Дружина собралась около своего
предводителя; подчиненные разделяли огорчение военачальника и также положили
оружие. Но разнеслись ужасающие вести об ополчении Козаков, о нашествии хана с
ордами. Опасность грозила всякому пану; Вишневецкому более всего. Вишневецкий
собрал своих удалых воинов, тех вишневцев, которых малая горсть, в начале восстания,
одна подвизалась против бичей шляхетского звания.
) Памяти, киевск. коми., I, 3, 436—443.—Hist. Jan. Kaz., I, 50.
279
«Что будем делать, друзья,—говорил он,—уходить ли нам? прятаться ли? И на то ли
мы так славно подвизались, когда все бежало? Полетим, друзья, снова!»
С отважною дружиною отправился он по дороге в Украину и собирал себе
товарищей. Пристал к нему племянник его, Димитрий, подражатель и любимец
воинственного дяди; соединился с ним Александр Конещюльский, его прежде
жестокий соперник, но столько же, как и он, гонимый козацким предводителем.
Стекалась к нему шляхта, ободряемая его именем.
«Все старания киевского воеводы к укрощению мятежа оказались напрасными;
поднимается страшная буря, наступают роковые времена! — писал Иеремия
Вишневецкий в своем зазывном универсале к шляхте.—Из любви к отечеству мы
пробуждаемся от глубокого сна зависти, сближаемся с народом и извещаем вас о своей
готовности к услугам ваших милостей. Уже король выдал, как говорят, два раза вици на
посполитое рушенье, о третьих еще не слышно, но отечество в крайнем положении:
надобно спешить! Прошу вас, господа, сияющие мужеством и советом, беритесь за
оружие, других уговаривайте и поспешайте ко мне к 18 июня!» 1).
Дошедши до селения Шимковцы, паны стали обозом: воины переходили туда из
лагеря трех предводителей; в лагере от этого сделался такой беспорядок, который
заставлял опасаться повторения пилявской комедии. Не время было играть
честолюбием: Вишневецкий стал замечать, что раздвоение войска послужит к выгоде
неприятеля и начал исподоволь стараться соединиться с главным войском. Для
честолюбивого магната стыдно казалось самому набиваться с услугами: ему хотелось,
чтоб соперники сами прислали просить его помощи и через то выказали, как мало они
способны к войне без Вишневецкого.
Чрез несколько дней пире того как Иеремия расположился обозом, жолнеры
привели связанного русина.
«Что ты видел, что знаешь?» спрашивали паны.
«Хмельницкий уже в Камени Чолганском; я сам видел его собственными глазами»,
отвечал пленник.
«Отправьте его к предводителямъ», сказал князь.
Как нарочно Остророг только-что воротился тогда в лагерь с четырьмя реестровыми
козаками: они подтвердили показание русипа, присланного Вишневецким, да сверх
того прибавили, что Хмельницкий намерен пресечь им обратный путь и не допустить
идущих к ним из Люблина партий 2).
От этих известий боязнь так усилилась в войске, что многие жолнеры, не слушая
предводителей, нустились-было бежать. Чтоб успокоить волнение, предводители
решили отправить поскорее посольство к Вишневецкому и упросить его прибыть в
обоз; они надеялись, что присутствие его остановит смятение. Ляндскоронский сам
отправился к нему и явился с покорным видом.
«Мы все знаем, — говорил Ляндскоронский со слезами, по замечанию летописи,—
что обидели тебя, отважнейшего, достойнейшего воителя, но мы все
Ч Akty hist. pols. od г. 1648 po 1660. —Рук. И. П. Б.
280
жалеем, и все войско наше жалеет, что король обошел тебя. Князь! покажи пример
великодушие: прости свои оскорбления, если не для нас, то для Бога и спасения
отечества».
От таких слов Иеремия расчувствовался и заплакал, однако начал отказываться.
«Какую пользу могу принесть вам?—говорил он:—продовольствия у меня нет;
пороха и оружия мало. Что сделает моя малая горсть при долгом обложении в обозе?
Впрочем, если здесь нападут на нас, то мы покажем себя».
Ляндскоронский продолжал его уговаривать, представлял близость неприятеля,
вспоминал, как злится на него Хмельницкий.
«Если идет дело о начальстве, — прибавил он, — Фирлей уступает его тебе».
Честолюбие князя было удовлетворено.
«Нет,—отвечал он,—я не хочу отнимать у почтенного старика этой чести, которая,
по всем правам, возложена на него королем и Речыо-Посполитою. Долг сына отечества
— жертвовать общей пользе собоюЯ готов служить под командою Фирлея, и завтра
соединяюсь с вами.
Ляндскоронский прибыл с радостною для всех вестью *).
На другой день Вишневецкий и Конецпольский подвинули свой стан и сами
приехали в главный обоз, при всеобщих восклицаниях обрадованного войска. Уже
многие хоругви готовились к бегству и верпо бы побежали, еслиб не прибыл
Вишневецкий; но к нему все питали неограниченное доверие; при нем стали уверены и
в самих себе 2).
Собрался военный совет. рассуждали снова о выборе места для встречи с
неприятелем. Иеремия пристал к тем, которые почитали удобнейшим Збараж. Он