Богдан Хмельницкий

Хмельницкий ласкал их, особенно последних, потому что между ними были искусные

артиллеристы и инженеры. Не так радушно были приняты збаражские мещане и те

простолюдины, которые ушли в город при начале осады, избегая вербунки в козацкое

войско. Город Збараж с его крепким замком был постоянным предметом козацких

нападений, большею частью не совсем удачных. Мещане и хлопы ревностно помогали

полякам, быть может и поневоле, отбивать Козаков. Но уж пред концом осады, когда

голод сделался невыносим, они с отчаянием хотели зажечь город или сдать

неприятелю; предводители принуждены были их выпустить; несчастные вышли

полузкивые, с толпою польских слуг, и были взяты в плен татарами. Вероятно, козаки

отдали их за участие в войпе против единоверцев 3).

Таково было Изложение дел внутри польского обоза во время этой памятной осады.

Тем не менее Хмельницкий досадовал на её продолжительность и упорство врагов, и

прибирал разные средства заставить поляков сдаться. Один раз он приказал козакам

обвязать головы, как будто турецкими чалмами, а по известиям других, наделал

соломенных чучел, одетых в турецкое платье, посадил на лошадей и думал испугать

поляков появлением нового турецкого войска. Однако, это пе удалось: поляки

рассмотрели в зрительные трубы, что это пе настоящие турки *).

Стесняемые более и более врагами, поляки пытались войти в переговоры с ними;

4/и4 июля Вишневецкий съезжался с ханским визирем Шеффер-Кази; они рассуждали

друзкески, но не могли ни на чем сойтись. Вишневецкий говорил: «ударьте разом с

нами на Козаков; мы зато отблагодарим васъ».— «Ты, князь, прежде явисыс хану и

положи перед ним орузкие»,—сказал Шеффер-Кави.—'«Это для меня унизительно и

слушать»,—сказал Вишневецкий и уехал прочь. Потом поляки пытались сойтись с

самим Хмельницким. Племянник Адама Киселя, новгородсеверский хорунзкий Кисель,

недавно бывший в посольстве у козацкого гетмана, написал к нему письмо. По этому

письму

1) Рат. о wojn. kozac. za Chm., 51.—Wojna dom., 75.—Histor. pan, Jau. Kaz., I, 60, —

Past. Hist. pleu., 58.

2)

Histor. pan. Jan. Kaz., I, 65.—Annal. Polon. Clim., I, 131.

3)

Jalc. Mickal., 467.

4) Jak. Michafowsk. xi^ga pami^tn., 452.— Bell, scyth. cosac., 40.— Кратк. опис. о коз,

мал. нар., 28.

288

Хмельницкий u/аи июля вызывал одного из панов греческого вероисповедания,

Зацвилиховского, давнего своего знакомого и даже приятеля, на разговор L).

«Каково вам в осаде, господа?—говорил он: — нехорошо, я думаюСлушай же: ты

мой давний приятель; был ты когда-то у нас, Козаков, коммиссаром и припомни, чтб я

тебе тогда говорил: пока ты с нами в этом звании, козаки будут тебя за отца родного

почитать, а после что станется— Бог тое знает! Передайся к нам и панов русских

уговори: мне ведь жаль своих единоверцевъ» 2).

Зацвилиховский на это мог сказать только то, что присяга побуждает его быть

верным королю и Речи-Посполитой.

Чрез несколько времени пытались еще раз поляки смягчить Хмельницкого.

Зацвилиховский отправился к нему снова, уже с Киселем. Хмельницкий, говорит

современник, на этот раз не был пьян от вина, но был слишком упоен счастием. Кисель

хотел употребить в дело красноречие, но Хмельницкий прервал его, покачал головою и

сказал ему, начав своею обыкновенною поговоркою:

«Шкода говориты! вы просите пощады; я вас пощажу: выдайте мне Вишневецкого и

Конецпольского; они причиною всей беды, выдайте также Ляндскоронского, Остророга

и Оенявского, а сами, выходите из обоза и положите оружие... Пусть, сверх того, мне

будут уступлены Польшею все провинции по реку Вислу».

«Такия тяжелые условия,-отвечали паны, — войско не в силах принять, притом

ваша милость делаете предложения о том, чтб не в нашей власти; войско не имеет прав

над землями Речи-Посполитой». •

Хмельницкий начал им говорить резко и с угрозами. Кисель сказал: «Нам остается

молчать. Мы надеемся на Бога и будем защищаться до последней капли крови, хотя бы

ваша милость, алча нашей крови, подвинули на нас силы самого ада» 3).

После этой неудачи сойтись с Хмельницким, когда полякам стало в осаде хуже,

паны собрались на совет и говорили: «честнее и надежнее будет попытаться войти в

сношения с ханом — иноземным государем, чем с этим грубым хлопством. Рабская

душа не в силах сохранить умеренности в счастьи и не может удержаться, чтоб не

ругаться бесстыдно над теми, перед которыми преясде раболепствовала. Если хан

предпочтет мир войне, Хмельницкий падет, потому что этот государь — единственный

виновник его могущества и счастия». Поляки решились отправить к хану двух особ,

Яницкого и Белецкого, знавших по-татарски *).

16/ИО июля они явились к Ислам-Гирею и стали упрашивать его отступить от

Козаков и войти в соглашение с поляками.

.«Что это, — воскликнул хан,—вы нам предлагаете совещания, когда вы и без того у

нас в руках? Завтра мы вас всех за шиворот вытянемъ».

*) Jak. Мисииаи. Кз. Рат., 460.—Woyna dom., 63.—Рат. о woyn. koz., 41.

2)

Pastor. Hist. plenior., 47.—Jak. Michafowsk. xiega pamietn., 451.

3)

Woyna dom., 68.

4)

Pastor. Hist. plenior., 48.

289

На все представления польских посланцев Ислам-Гирей отвечал едкими