Богдан Хмельницкий

насмешками. Нельзя было сговориться с ним 1).

Хмельницкий, узнавши об этом, дал хану такой советъ'.

«Упорство поляков, —говорил оц, —зависит от Вишневецкого; стоит только

выманить его из обоза под видом переговоров и взять в неволю,— поляки непременно

сдадутся, лишась храбрейшего предводителя».

Хан принял совет и препоручил обделать это дело визирю ПИефферКази.

Последний выехал к польским окопам и сказал: «Поляки, хан согласен на мир и хочет

быть посредником между вами и Хмельницким; но желает, чтоб на переговоры

выехали к нему Вишневецкий и Конецпольский. Если эти два пана явятся лично к хану,

то его величество избавит вас всех от опасности».

Из обоза отвечали ему, что завтра поляки скажут свое решение.

Вечером собрался совет, и «предводители задумались», ио выражению польского

историка. «Зачем хан зовет на конференцию именно Вишневецкого и Конецпольского?

—говорили они:—почему не главных предводителей: Фирлея, Остророга или

Ляндскоронского?»

Татары, между тем, разглашали самые приятные для поляков вести: будто хан

намерен им выдать Хмельницкого.

«Эй, не то!—говорили паны:—глядите, как бы это не проделка Хмельницкого! Он

давно зол на этих двух панов!»

Совет разошелся, ничего не решив. Вдруг ночью жолнеры привели трех пленных

Козаков; один из них сознался, что вызов панов к хану есть хитрость козацкого вождя,

и что еслиб Вишневецкий явился к хану, то улс не воротился бы в обоз.

«Ага! так и есть!—восклицали паны:—хитро, разбойник, затеял дело, да'не умел

довести до конца. Пьяный расхвастался и выболтал секретъ».

Поляки решились послать к хану еще раз Яницкого.

18/38 июля Яницкий явился пред ханом. «Причина этой войны,— представлял он ему,

—та, что козакаи запрещали ходить на Черное морй п опустошать Турецкое

государство и Крым. Татары подали нм помощь и уничтожили наше войско йод

Корсуном. Теперь татары с ипми в союзе и воюют нас. Но какое ясе будет последствие

этой войны для татар? Козаки станут еще своевольнее и снова начнут опустошать

Оттоманское государство. Пусть лучше татары теперь ясе отступят в свою землю: мы

не сделали им никакого зла, и турецкий император не объявлял нам войны».

Хан выслушал его сурово.

«Лучше вы поскорее сдайтесь,—сказал он,— а если сегодня не сдадитесь, так

завтра всем вам будет кесим; никому не будет пощады».

«Вот улс три недели вы нам грозите судом Божиим,—сказал Яницкий,—по мы

уповаем на милость Божию. Надеемся, что завтра Бог нас не оставит. Кто завтра за

нашими головами придет, тот и свою понесет к намъ».

«А может быть, сказал хан, смягчившись,—завтра все окончится хо-

‘) Jalc. Michalowslt. ks. раш., 451.

П. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

19

290

рошо. Пусть только князь Вишневецкий придет сюда ко мне; я вышлю к нему всех

моих мурзаков навстречу: такой ему почет будетъ».

Когда Яницкий выезжал от хана, ннсарь Выговский сошелся с ним и говорил: «я

пристал к козакам поневоле. Меня 'поймали на Жовтых Водах. Хмельницкий выкупил

меня за кобылу и велел быть при себе. У меня отец, братья, сестры. Если я брошу

Хмельницкого, он прикажет всех их побить». Он уверял в своем расположении к

полякам, рассчитывая, на всякий случай, оградить себя от беды, если бы поляки взяли

верх и хан оставил Козаков х).

Польские современные летописцы говорят, что Шеффер-Казн подъезжал к окопам и

извещал, что хан дожидается Вишиевецкого и Конецнольского. Выехавший к пему

Яницкий отвечал:

«Войско не позволяет Вишневецкому и Конецнольскому выезжать из обоза, хотя

они душевно желают повидаться. с его величествомъ».

Такой ответ взбесил татарина.

«Так вы смеете пренебрегать разговором с ханом и не доверяете ханскому слову!»—

вскричал татарин. Он плюнул на Япицкого и с угрозами уехал а).

Скоро после того, 23 июля (2 августа н. с.), случилось такое событие: беглый немец

уверял Хмельницкого, что иностранцы недовольны поляками и есть возможность

преклонить их к измене. Этот немец взялся доставить в обоз возмутительноо воззвание

такого содержания:

«До сих пор польское войско, находясь в осаде, закрывается немецкою грудью.

Всем известно, что поляки трусы и прячутся вам за спину: они купили ваше мужество

за неверную плату, потому что у них обычай много обещать и ничего пе давать, а если

что и дадут, то достанется немногим. Вспомните, сколько вы перенесли опасностей и

потеряли крови! Какою ценою они платят вам за нее? Если же вы перестанете служить

им и пристанете ко мне, то получите больше выгод и вернее награду: вы не только

возьмете готовое жаловайье, но еще примете от меня особые подарки за вашу отвагу и

победы».

Вручая беглецу письмо, он, для ирикрытия хитрости, послал с ним письмо к

Иеремии Вишневецкому, в котором назвал его «приятелем моим, хотя

недоброжелательнымъ». Хмельницкий возвращал Вишневецкому письмо,

перехваченное на дороге: письмо это посылал Вишневецкий к королю. «Посланцу

вашей милости, писал Хмельницкий, отрубили голову, а письмо возвращаю в целости.

Ваша милость надеетесь на помощь от короля; зачем же вы сами не выходите из нор и

не соединяетесь с королем? Король ведь не без ума: не станет безразсудно терять