Читаем Богдан Хмельницкий полностью

с Лупулом; однако обошлось без всяких неприязненных выходок со стороны поляков;

напротив, коронный гетман послал к Хмельницкому в подарок саблю в дорогой оправе,

с паном Захоровским, который должен был, если бы того потребовалось, присягнуть,

что со стороны польского войска не должны козаки ожидать каких-нибудь

неприятельских действий5). И козацкий предводитель, с своей стороны, возвратившись

в Украину, хотел показать, что, несмотря на войну с союзником Польши, он все-таки не

думает разрывать Зборовского мира; он издал новый универсал, в котором писал, что

мятежи хлопов, усилившиеся в последнее время,

Н Арх. Ин. Дел. Дела малороссийские.

) Jalc. Micbafowsk. Xi^ga Pamietn, 577.

3)

Собр. украшг. песен. Максим., 73.

4)

Детоп. Сашов., 16.

“) Ojezyste spominki, II, 68.

369

Когда он находился в походе, происходили против его воли, приказывал хлопан

повиноваться шляхте и грозил непослушным казнью *).

Но в половине октября он отиравил к Потоцкому Чигиринского полкового

хорунжого Васка Кравченка и с ним писаря Федора Врагиля. Вместе с ними поехал и

посланец от Калги.

Гордый козак, явившись к коронному гетману, не поклонился и не сделал ему

должного приветствия, а тотчас заговорил грубым голосом:

«Или вы еще не напились крови нашей, пан гетман! Зачем нарушаете Зборовский

договор?»

Пан заметил, чтоб он обращался вежливее. Кравченко продолжал:

«Гетман Хмельницкий удивляется, для чего войско польское стоит на границе, когда

нигде не слышно о неприятеле?»

«Не знаю, чему удивляется Хмельницкий,—сказал коронный гетман,— разве ему

неизвестно, что, по старинному обычаю, кварцяное войско польское должно стоять на

границе королевства даже и в мирное время до самой зимы в обозе, а не в домах? Наш

обоз стоит на двадцать миль от козацкой линии, и ничего дурного наши вам не

делаютъ».

«Речь-Посполитая,—сказал Кравченко,—может положиться на Козаков: они служат

пограничною стражею и защищают отечество».

«Какие это защитники, —возразил Потоцкий,—когда они делают насилия

дворянству и принуждают бежать владельцев, когда в моем нежинском старостве

вооруженною рукою выгнали подстаросту? Мне следовало получить из заднепровских

маетностей полтораста тысяч злотых, а я не получил еще ни гроша, и пан хорунжий

коронный—тоже и многие другие; а козаки не хранят ни данного слова, ни присяги: не

только в брацлавском воеводстве, но и в подольском не впускают владельцев в их

маетности, как хотят, так п поступают, слуг наших и братью нашу побиваютъ».

Писарь Федор стал-было юридическим тоном доказывать, что с козацкой стороны

нет неправды, а Кравченко не допустил его говорить далее и с жаром произнес:

«Пе найдеться того, милостивый пане гетмане; не наше то козацьке дило розбивати

мужика: то опрышкы ваши справують!»

«Мне,—сказал Потоцкий,—это хорошо известно: и моих и других панов слуг за

Днепром перебили козаки, пана Волановского и пана Костына убили, на его конях

Нечай ездит, а других Хмельницкому подарилъ».

«Хмельницкий и козаки,—отвечал Кравченко,—не делают насилия дворянству; а

если панские подданные так поступают, то зачем паны мучат и утесняют народ?

Владельцы должны ласково и кротко обращаться с поселянами, потому что они хотя и

подданные их, а в ярмо шеи класть не станутъ».

Потоцкий не хотел вступать в рассуждения с козаками об этом предмете и сказал:

«Прежде я спрошу тебя: с чего это Хмельницкий, который хвастает своею

верностью, собирает полки?.. Составляются партии, вся Украина вооружается! По

какому праву козацкий гетман ходил в Молдавию? Если он. что-

1)

Памяти, киевск. комм., II, 3, 5S—63.

Н. КОСТОМАРОВ, КНИГА ИУ.

24

370

нибудь предпринимал, то должен был посоветоваться со мной, как с

главнокомандующим войск. Пусть он не надеется меня одурачить. Я понимаю к челу

это клонится».

После того подошел татарский посланец.

«Салтан оскорбился обидами, которые вы наносили козакам, и принимает их так,

как бы делали то же татарамъ»,—сказал он.

«А для чего это салтан Нуреддин вступил в украинские степи с тридцатью

тысячами татар?»—спросил Потоцкий.

«Они, с позволения Козаков, пасут лошадей»,—отвечал татарин.

«Но теперь мир между ханом и королем,—возразил Потоцкий,—вы не должны

занимать наших пастбищ, а мы вашихъ».

«Земля козацкая есть также земля татарская: козаки пи в чем не' отказывают

татарам, своим союзникам,—сказал Кравченко,—напротив, по Зборовскому договору

польские войска не должны стоять за линиею, а ваши жолнеры переходят черту: это

противно договору».

«Земля никогда не была козацкою,—с гневом сказал Потоцкий,—земля

принадлежит Речи-Посполитой. Имею право стоять ва линии и за линиею. Не я сам

собрал здесь войско, а король мне это приказал; не сойду отсюда, пока не получу от его

величества иного приказания».

Желая, как видно, успокоить волнение и показать со стороны татарской

справедливое беспристрастие, посланец Нуреддина сказал:

«До хана от Козаков несколько иначе доходят вести: я доведу до его сведения чтб

узнал, и чья сторона подает другой повод к неприязни и нарушает Зборовский договор

— против той будет хап. Так мне велено объявить».

В споре с козаком коронный гетман чуть было не схватился за саблю, но удержался:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное