Читаем Богдан Хмельницкий полностью

значит погибель Речи-Посполитой и самого короля твоего, то ради православной веры,

которую мы исповедуем, ради свободы... неужели думаешь, что турок будет хранить

драгоценный завет веры и свободы? Если ты хочешь вступить с турками в какое-нибудь

сношение, то найди предлог удержать до времени посла, и спроси совета у короля,

открыв ему искренно предложения турецкого двора».

«А что мне делать,—сказал Хмельницкий,—когда ляхи ищут моей погибели! Ваши

несправедливости, ваши тайные козни вынуждают меня искать защиты у турковъ».

Кисель хотел доказывать, но бешеный гетман прервал его и закричал:

«Не тильки Украину, Польщу всю и Рил и папежа завоюю, та туркам отдам!»

Кроме Киселя, здесь стояли депутаты от разных украинских владельцев; они

приносили подарки Хмельницкому и просили у него укрощения непокорных хлопов.

Хмельницкий заметил, что проговорился и пришел в большую досаду, которую готов

был излить на все окружающее.

«Это изменники, это шпионы!»—кричал он:—они пришли подглядывать за мною».

Он обратился к Выговскому и, указав на Киселя, сказал:

«Повесить его!»

Потом обратился к депутатам и прибавил:

«Утонить их!»

Гостей увели. Гетман пил еще с досады, бесился, наконец упал и заснул.

Проснувшись, он вспомнил о своей горячности и первый вопрос его был:

«А що, живый Кисель! Позовите его!

Жена Хмельницкого и Выговский, зная, что вспыльчивый гетман часто в минуты

гнева давал приказания, о которых жалел после, не исполнили его приказания. Кисель

вошел к гетману; Хмельницкий просил у него про-

*) Jak. MichaJ. Xiega Pam., 554. 2 i Histor. Jan. Kaz., I, 118.

364

щения. «Я вчера с досады напился, — сознавался он, — и совсем обезумел!»

Кисель простил ему вспышку, продолжал уговаривать не знаться с неверными и

просил приехать на совещание с митрополитом и киевским воеводою. Гетман

рассыпался в уверениях, но тем не менее отправил чауша с особенными знаками

признательности и расположения к султану 1).

Сблизившись с турецким двором, Хмельницкий был тогда в состоянии действовать

на подручника Оттоманской Порты, хана крымского, и разорвать союз крымцев с

Польшею. Он начал с того, что вместо Москвы направил татар па Молдавию.

Молдавский господарь, обязанный в 1648 году спасением Хмельницкому, дал

обещание выдать за Тимофея Хмельницкого дочь свою (домну-Локсандру т.-е. госпоясу

Александру:—m-me Alexandrine) 2), называемую в источниках Домною Розандою, но

это обещание было неискренно; сначала господарь отказывался под благовидным

предлогом, что не смеет на это отважиться без позволений Турции: а когда

Хмельницкий истребовал не только позволение, но и приказание турецкого двора на

этот брак, тогда Лупул сблизился с поляками и начал тайно действовать ко вреду

Хмельницкого. Сама невеста, если верить украинскому историку, любила Тимофея, а

если верить польским летописям, то предпочитала козаку Димитрия Вишневецкого,

молодого и ловкого кавалера, который, слыша о её красоте, явился в Яссы под чужим

именем и познакомился с княжною очень романически. Неизвестно—действительно ли

понравился домне Локсандре князь Вишневецкий, но Лупул находил более удобным

отдать ее за него, чем за Хмельницкого. Уже старшая дочь его была за Радзивиллом;

отдав другую за Вишневецкого, он вступал в родство с двумя знатнейшими фамилиями

Речи-Посполитой. и мог надеяться иметь всегда сильную опору в Польше, которая,

несмотря на временный упадок, все еще, как казалось, могла снова сделаться

могущественною державою. Хмельницкому очень не понравилось, когда он узнал, что

Лупул принимал радушно панов, возвращавшихся из крымской неволи, заискивал

расположения гетмана Потоцкого, давал полякам деньги на войско. Раздосадованный

двоедушием Лупула, Хмельницкий написал ему: «если ты не отдашь своей дочери за

моего сына, то я пошлю к тебе сто тысяч сватов.» Хмельницкий жаловался турецкому

посланнику, что господарь перехватывает его граматы, посланные к турецкому двору и

передает их польским панам, уверял, что господарь надеется на Радзивилла, хочет

отложиться от Турции и воевать против неё. С своей стороны, и турки сообщали

Хмельницкому явные доказательства зложелательства к нему господаря. Неверным

хотелось, по мнению современников, стравливать меясду собою христианских соседей,

чтобы потом порабощать

*) Annal. Polon Сииш., I, 188—189.—Pam. do pan. Zygm Ш, Wlad. IT i Jan. Kaz., П,

130.—Histor. Jan. Kaz., I, 118—119. — Bell, scyth. cosae., 104—105.—Кратк. oirac. о

K03. мая. nap., 41.—Летол. повеств. о Мая. Рос., 147. — Jakuba Michalowsk. Xiega

Pamietn., 555.

2)

Так объясняли автору этого сочинения природные румыны. Но автор, чтоб

не делать нововведений, решился удержать то имя, какое дают ей все современные

источники.

365

их 1). Лупул обратился к Потоцкому, который около Каменца укрощал левснцов и

опришков 2).

Услыша это и видя со стороны господаря решительное нежелание отдать дочери,

Хмельницкий обратился к брату крымского хана салтану Калге и приглашал его

помогать козакам воевать Молдавию.

Салтан прислал к нему своего посла потолковать о предложении.

Хмельницкий старался внушить татарам недоверчивость к полякам, и одно

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное