Богдан Хмельницкий

осада Каменца.—Битва под Купчинцами,— Хмельницкий под Збаражем.—Семейная

драма у Хмельницкого.—Положение лагерей козацкого и польского.—Татарский мурза.

—Поляки идут к Верестечку.—Прибытие хана к Хмельницкому.—Планы

Хмельницкого.—Поляки идут к Дубну.—Вишневецкий предупреждает опасность.—

Возвращение поляков.—Переправа польского лагеря через Стырь.—Появление

татарско-козацкого войска,—Первые стычки.—Гнев хана. -Ночь перед битвою.

Король получил в Журавице донесение из Каменца и, как будто пробудившись от

сна, по выражению недоброжелательного к нему историка *), побежал в Варшаву. Он

недолго оставался в столице и в половине апреля выехал в Люблин с королевою,

сенаторами, окруженный всем двором и многими знатными особами обоего пола, с

десятью тысячами новоприбывшего из Германии войска. По' приезде в Люблин,

двадцатого апреля, он выдал третьи вици на посполитое рушенье. «Сообразно

сеймовой конституции,—писал король,—оповещаем сими третьими и последними

вицами всех обывателей Речи-Посполитой, что мы лично идем для укрощения

своевольных мятежников, которые, соединившись с неверными, покушаются

искоренить не только всю шляхетскую кровь, свободу вольности и самое имя польское,

но даже и святую католическую веру, всегда процветавшую в нашем королевстве, и

ниспровергнуть костелы, посвященные имени Божию. Местом сбора для всех,

подлежащих посполитому рушенью, назначаем Константинов на пятое число месяца

июня и желаем, чтобы никто, под страхом наказания по закону, не уклонялся от этого

служения Речи-Посполитой, но каждый спешил бы в указанное место, с охотою и

готовностью, как подобает защитникам Христовой веры, чести Речи-Посполитой,

свободы и вольности» 2).

Дорогой гость посетил короля в Люблине. Это был снова Иоанн де-

*) Histor. belli cosac. polon., 133.

2)

Jak. Micbal. Ks. Pam., 611.

393

Торрес, епископ адрианопольский, легат папы Иннокентия X, приезжавший в

Польшу прежде при Владиславе. Папа не прислал денег, которых просили поляки; он

отговаривался тем, что римская казна истощена; зато он прислал всем полякам,

идущим на брань, свое первосвященническое благословение и полное отпущение всех

грехов, королю в подарок мантию и освященный меч, украшенный жемчугом и

драгоценными камнями, а королеве золотую розу. Во время утреннего богослужения

легат вручил Яну Казимиру и его супруге эти дары и от имени св. отца торжественно

провозгласил польского короля защитником св. веры. Внимание папы обрадовало

поляков. Несколько дней прошло в религиозных церемониях, напоминавших времена

крестовых походов. Король обнародовал, что сам святой отец благословляет

ополчающихся на брань и повелевал творить в храмах торжественные моления о

ниспослании счастливого окончания войны, предпринятой за честь

римскокатолической религии. Религиозный характер войны возбуждал в поляках отвагу

и мужество; шляхтичи выходили с уверенностью в победе, потому что в Риме будут

молиться за них; шли на смерть с надеждою очиститься от грехов участием в таком

святом деле и приобресть мученический венец на небе х).

Польша восстала. Шляхтичи не только выходили сами, но выбирали из своих

подданных крепких и рослых вооружали их и брали с собою на войну 2).

И у Козаков также было религиозное возбуждение. Ближайший архипастырь

Хмельницкого киевский митрополит вовсе не показывал сочувствия к козацкому делу.

Происходя из шляхетского звания, Сильвестр Коссов не мог до такой степени разорвать

узы крови, привязывавшие его к шляхетской породе, чтобы всецело перейти на

хлопскую сторону. Он, подобно Адаму Киселю, был поставлен в истинно-фальшивое

положение неудачного примирителя польского дворянства с русским мужичеством. По

настоянию Киселя митрополит писал к Хмельницкому, убеждал не проливать крови, не

раздирать внутренностей общего отечества, а Хмельницкий отвечал ему, что не с его

стороны, и не от Козаков последовало возобновление войны, а дали к этому повод

поляки, истребивши в Красном Нечая со многими людьми русскими. Козацкий гетман

иопрежнему уверял, что готов ожидать коммиссии и вступить в мирные переговоры, но

с тем, чтоб войска польские подальше отступили от черты границы козацкой земли. На

самом деле Хмельницкий был уже далек от того, чтоб начинать снова бесплодные

толки с коммиссарами. Когда козацкий гетман, двигаясь на походе, был ожидаем в

Погребыще, Кисель отправил к нему посланца с письмом, в котором, по обыкновению,

убеждал его приостановить неприятельские действия. Хмельницкий не отписал, ему, а

приказал изустно посланцу передать киевскому воеводе такую речь: «пан воевода

манют меня коммиссиего и мирим, а брата своего посылает воевать вместе с

Калиновским и Ляндскоронским. Брат его убит, мне жаль его; он был настоящий

рыцарь и мне приятель! Но сам виноват! За-

*) Histor. ab exc. Wlad. IV, 72.—Annal. Polon. Clim., I, 240.

2)

Истор. о през. бр.

394

варили поляки войну, пусть и расхлебываютъ» ‘). Но вместо киевского митрополита

давали Хмельницкому благословение с востока. В Польше—легат; у Козаков такое же

лицо был митрополит коринфский. Он препоясал Хмельницкого мечом, освященным