«Нишкни ты, щенок!» — прошипел старый Ипат, — «Я тебе еще правов не давал судить меня».
«Добре!» — сказал Павел Хлопов. — «Уходите, пока я еще не окончательно проснулся».
Больше Марк в эту ночь не сомкнул глаз. Слышал, как дежурный разжигал печь. Поднялись с помоста Павел и старый Хлопов, но Марк делал вид, что он спит. Лишь, когда Павел потряс его за плечо, он сбросил бурку. Командир зеленых выглядел иначе, чем вчера. Затянутый в синий казачий бешмет, плотно облегающий талию, он казался даже выше ростом. На самые брови надвинута кубанка из тонкого каракуля. Красивая шашка на боку, на плече — карабин. Пещера рокотала голосами. Кое-кто плескался водой — умывался. Другие, собравшись в круг, громко переговаривались меж собой. Когда Марк сбросил с себя бурку и сел, старый Хлопов подвинулся к нему, сказал:
«Так вот что, Марк Кононенков, просьба к тебе. Свези письмо красным и если они захотят, приведи их посла к нам для разговору. Павло тебя проводит, всё расскажет и покажет».
Ополоснув лицо ледяной водой из кадки у печки, пожевав холодной баранины и хлеба, Марк был готов. Старый Хлопов завязал ему глаза башлыком, молодой взял за руку, и они двинулись. Опять сверху падал отзвук шагов, потом подул свежий ветер, полный гниловатых запахов осени. Значит, вышли из каменного хода на простор. Марк запомнил: сто одиннадцать шагов в скалистом коридоре. Помня путь в пещеру, он готовился к крутому спуску, но спуск на этот раз был почти неприметным, и дорога короткой. Через четверть часа спокойного шага по чуть покатой дороге, Павел снял с его глаз башлык. Оказались они на том же месте, на котором вчера Марку завязали глаза. Здесь их ждали. Подседланные кони с отпущенными подпругами выедали овес из торб. Молодой казаченок, с которым Марк ехал вчера, стоял притулившись к дереву. На охапке сена спал другой вчерашний спутник Марка. Разбуженный Павлом, он вскочил на ноги.
Марк залюбовался одним из коней. Редкой красоты дончак. Несколько удлиненная горбоносая голова. С каждым взмахом головы взлетала вверх пустая торба, из которой конь уже выел овес. Ему не стоялось на месте, перебирал он ногами — сухими и сильными — похрапывал, толкался о бока других коней. Павел снял с него торбу, отвязал, повод вручил Марку.
День опять был пасмурным и дождливым. Чудесный конь нес Марка так, словно совсем не чувствовал тяжести. Он всё время просил повод, переходил с рыси на галоп. Марк помнил, что они должны выехать к опушке леса, от которой начинается вчерашняя тропа. По ней будут ехать до тех пор, пока гора, похожая на спину верблюда, исчезнет из глаз за другой горой. Но на этот раз путь их был совсем иным. Свернули на еле приметную лесную просеку и скоро оказались на голом пологом месте. Прямо перед ними лежал хутор. Марку был виден колодец, у которого он встретился со старым Хлоповым — теперь возле него какая-то казачка полоскала белье. Легко было различить и дом Хлоповых, в котором Марк ночевал — из его трубы шел дым. Невольно взглянул Марк на своих вчерашних спутников. Близкую дорогу от хутора они вчера удвоили, а то и утроили, чтобы спутать его. Старший понял, о чем думает Марк, усмехнулся. Павел торопил. Они выехали на дорогу, пошли рысью. По этой дороге Марк шел в хутор. Она ведет к пустынному тракту, который тянется в станицу, где стоит отряд. Остановились у одинокого дуба, вытянувшего ветки над дорогой. На недалекой лесной опушке сарай для сена, почерневший от непогоды.
«Запомни это место, Марк», — сказал Павел, кладя руку на гриву его коня. — «Если придется тебе вести сюда посыльных, так не забудь, что остановиться надо под этим дубом и ждать, пока от нас придут».
Он подал Марку пакет, перевязанный крепким шнурком. Марк хотел было сойти с коня, но он остановил его и сказал:
«Слезать не требуется. Поедешь на нем в станицу. Вручи его командиру отряда и скажи, что конь посылается в подарок товарищу Буденному. Я всё написал».
Павел отвернулся, потемнел лицом. Но потом справился с собой и глухо сказал:
«Конь добрый, хороших кровей, на таком не стыдно ездить».
Крупной рысью рыжий красавец понес Марка по пустынной дороге. Долго еще, оборачиваясь в седле, видел он трех всадников у приметного придорожного дуба; они смотрели ему вслед.
Вечером Марк вошел в дом, занятый взводом разведки. Надо было бы отнести пакет прямо в штаб и отвести туда коня, но во взводе такое нарушение субординации строго каралось. Прежде надо доложить командиру взвода. Голяков привел Марка в штаб. Встретив отрядного писаря, он равнодушно и вроде как-бы безразлично справился у него, где командир отряда.
«Зачем тебе командир?» — спросил писарь. Этого было достаточно, чтобы Голяков вышел из себя.
«Эх ты, чернильна муха!» — сказал он. — «Да як это ты, дурень, спрашиваешь? Та може я везу такой секрет, что тебе, карпатому, и доверить нельзя».
Из соседней комнаты выглянул Бертский, увидел Марка, быстро подошел, спросил:
«Привез что-нибудь?»
Марк молчал, как того всегда требовал Голяков, зато Голяков наслаждался. Он растягивал слова, со смаком докладывал: