Боги молчат. Записки советского военного корреспондента

Сознание военной дисциплины сначала придавило ребят, но потом прибавило им сил. Марк был неумолим: четыре часа пешего перехода и два — отдыхать в кузове автомобиля. И неумолимыми были его помощники — он выбрал их из бывших военнослужащих. Обратится комсомолец к Таманову, например, и скажет: «Товарищ командир, разрешите в автомобиле ехать, ноги натер», а Таманов приказывает разуваться. Осмотрит ноги и скажет: «Ты, товарищ боец, портянки наматываешь так, что не только ноги, а мозги натереть можно. Вот, смотри как это делается». Перемотает парню портянки и приказывает: «Вставай!» Тот встанет. «Можешь идти?» Парень попробует, ничего, вроде уже и не так болят ноги. И шагает свои четыре часа, не жалуясь. А врач докладывал Смирнову, что обмороженных больше не поступает.

Марк строго следил, чтобы смена отдыхающих производилась точно по расписанию. Отдыхавшие вылезали из кузовов замерзшие, синие, трясущиеся. В каждой смене больше двухсот ребят. Две смены шагают, одна отдыхает. Построит Марк только что отдыхавших, всмотрится в посиневшие лица, в трясущиеся тела и командирам, к этой смене прикрепленным, скажет: «Задание: атаковать левый берег реки со льда. Выбить противника из опушки, подходящей к берегу. Прочистить берег до того вот далекого поворота реки и присоединиться к основным силам через тридцать пять минут».

Командир посмотрит на часы и его поведет судорога — за тридцать пять минут столько отмахать! Но рассуждать нельзя, ведь и командир уверен, что он мобилизован по приказу Блюхера. А если, к тому же, он еще и из заключенных или ссыльных, то у него и расчет свой есть — такая служба даром не пропадет. Гаркнет он на свою замерзшую смену, построит ее в боевой порядок и бегом ведет в атаку на левый берег, кричит ура, а за ним другие кричать начинают. Почти вовремя к назначенному месту выведет свой отряд. Посмотрит Марк на часы: «С опозданием работаете, товарищ командир. На три минуты позже. Точности нет». Говорит так, а у самого в груди поет от радости. Вернулись люди усталыми, но повеселевшими, полными жизни. Даже песню затягивают.

Со своей сменой и Марк отдыхал. Заваливался вместе с ребятами в грузовик, мгновенно в мертвый сон погружался. Потом снова шагал с пешей колонной, да так и довел ее позади каравана до Терпского, которое казалось недостижимым, а теперь — вон оно, столбы дыма в небо шлет!

«Теперь начинается самое трудное!» — сказал Смирнов Марку. — «Прошу вас сохранить военный порядок еще на несколько дней. Он будет нам здесь даже нужнее, чем в походе».

«Но Блюхер может посадить меня в тюрьму. Ведь всё это иллюзия — приказ и прочее», — сказал Марк. Но тут же перед ним мелькнуло открытое лицо Блюхера, и он добавил: «Впрочем, вероятно не посадит, а посмеется. Да он и в действительности смотрит на нас, как на военизированный поход — сам в Москву об этом писал».

Врач разместил обмороженных и больных в хатах, но что будут делать остальные? Пустынный берег, мрачная тайга — как здесь укрыться человеку?

«Надо немедленно устраиваться», — сказал Смирнов. — «Прикажите рыть землянки». Смирнов подумал и добавил: «Но из этого ничего не выйдет. Грунт промерз, и землянки не отроешь. Придется рыть просто ямы, чтобы хоть как-нибудь защититься от холода».

«Товарищи!» — сказал Марк, построив строителей. — «Одной из задач командующий армией поставил умение устраиваться зимой в условиях пустынной местности. Начинайте рыть ямы для укрытия. О роте, которая раньше других укроется под землю, а также о ее командирах, будет особо доложено товарищу Блюхеру».

Люди вгрызались в землю. Промерзшая, она сопротивлялась, звенела, не желала поддаваться их усилиям. Запылали костры, ими оттаивали почву. Сантиметр за сантиметром углублялись люди вниз. Первым пришел к Марку Таманов. Он дышал тяжело, с хрипом, знать, немало работал сам. На его лице была ледяная корка — замерзший пот.

«Докладываю, что шестая рота укрылась под землей», — сказал он.

«Вы — первый», — сказал Марк. — «О вас, товарищ Таманов, я специально доложу в штабе армии. Вы много сделали для успеха транспорта».

Таманов улыбнулся. Пять лет назад он был командиром взвода красной армии, а потом попал в ссылку.

Вскоре и другие роты укрылись. Ямы сверху забросали ветками, засыпали землей. Оставался только узкий лаз. Смирнов приказал эти отверстия затянуть парусиной — не пожалел брезентов с автомобильных верхов. Рота Таманова тем временем отрыла яму попросторнее, которую сразу же назвали штабной. Она предназначалась для Смирнова.

Полторы сотни ям опоясали Терпское, и в каждой могло уместиться четыре-пять человек. Костер раскладывался прямо на земле, на дне. От него шло тепло и дым. Оттаивающие стены давали сырость. Тепло, дым и сырость неразлучны, человеку долго пробыть в этой могиле очень трудно. Подземные жители часто выскакивали из ям, стирая копоть, грязь и слезы с лиц.