— Оглядись напоследок. Вдруг ты какую-нибудь мелочь прошляпил, — повторила Виола.
Разве что жизнь, подумал Тедди.
Незримый миру червь{74}
Виола не сразу осчастливила своим появлением подмостки мира. Тедди и Нэнси после пяти лет супружества, не видя никаких признаков скорого прибавления в семействе, потеряли всякую надежду и уже подумывали об усыновлении. У вас скоро возраст выйдет, сказала им унылая сотрудница муниципального агентства по усыновлению, а младенцы нынче редкость (словно это был ходкий сезонный товар). На очередь вставать будем?
— Будем.
Подобной ретивости Тедди от жены не ожидал.
Унылая инспекторша, миссис Тейлор-Скотт, сидела за неказистым конторским столом. Тедди и Нэнси, примостившись перед ней на неудобных стульях, подверглись допросу с пристрастием. («Как нашкодившие школяры», — возмущалась потом Нэнси.)
— Если у вас нынче дефицит, — продолжила Нэнси, — мы и на цветного ребеночка согласны. — И, повернувшись к Тедди, уточнила: — Так ведь?
— Ну… да, — застигнутый врасплох, промямлил он.
Такую возможность они не рассматривали. Им даже в голову не приходило, что их ребенок, вообще говоря, не обязательно должен быть белым. Когда Тедди был на фронте, ему как-то перед вылетом прислали «подсадного» стрелка родом с Ямайки, черного как смоль. Имя его уже выветрилось из памяти, но было ему девятнадцать лет. Этакий живчик, вечно приплясывал, покуда его не снесло из задней стрелковой башенки при возвращении с Рура.
— В принципе я не возражаю, — произнес Тедди, — но только хорошо бы не зелененького.
Он и сам понимал: это жалкая потуга на юмор. Понятно, что будет с Сильви (надумай они скрыть от нее свои планы), когда на нее из колыбели посмотрит черное личико. Тедди рассмеялся, и миссис Тейлор-Скотт покосилась в его сторону, заподозрив неладное. Нэнси сжала ему руку — хотела поддержать. А может, предостеречь. Им не стоило показывать себя психически неуравновешенными.
— Жилищные условия? — продолжила миссис Тейлор-Скотт, делая своим корявым почерком неразборчивые записи в официальном бланке заявления.
«Мышкина Норка» уже осталась в прошлом. Они переехали на несколько миль дальше, вглубь долины, где сняли дом под названием «Эйсвик» на краю деревни. В округе имелась маленькая школа, паб, лавка, зал собраний и методистская часовня, но не было англиканской церкви.
— Все самое необходимое, — говорила Нэнси, — за исключением, пожалуй, этой часовни.
Полвека спустя паб преобразовали в «гастрономический паб»; школу вытеснила гончарная мастерская; в лавке разместилось кафе («Блюда домашней кухни. Готовим сами»); в зале собраний устроили выставку-продажу, где туристы покупали ткацкие наборы, календарики, «подставки для ложек» и сувениры с овечьей тематикой, а в методистской часовне попросту обосновалась какая-то семья. Уцелевшие дома теперь использовались как дачи. Туристы порой наезжали целыми автобусами, потому что в этой деревне снимался какой-то ностальгический телесериал из старинной жизни.
Тедди узнал об этом в девяносто девятом году, когда в сопровождении Берти приехал сюда «с прощальным визитом». Они обнаружили, что «Мышкину Норку» снесли подчистую, зато «Эйсвик» стоял, как прежде, и снаружи почти не изменился. Правда, его переименовали в «Фэйрвью» и приспособили под семейную гостиницу, которой управляла супружеская пара за пятьдесят, сбежавшая «от городской суеты».
Что-то их с Берти дернуло там заночевать. Тедди отвели комнату, где прежде была их с Нэнси спальня; он попросил другой номер — и получил какую-то живопырку, в которой только наутро распознал бывшую комнату Виолы; как же он сразу не догадался? Вот здесь вначале стояла колыбель, потом детская кроватка и в конце концов узкая односпальная кровать. Под руководством Нэнси он прибил к стенам выпиленные из фанеры фигурки: Джек и Джилл, колодец, ведерко.{75}
(Нет, левее, а ведерко наклони, как будто оно падает.) У дочкиной кровати они поставили небольшой ночник в виде домика, из окон которого струился теплый свет. Тедди своими руками смастерил шкаф для детских книжек: там стояли «Ветер в ивах», «Таинственный сад»,{76} «Алиса в Стране чудес», а теперь сам Тедди оказался по другую сторону Зазеркалья и смотрел на обои в стиле «туаль де Жуи», на большую, дилетантски написанную картину с зимним видом долины, на прикроватную лампу с дешевым абажуром из белой бумаги. И путь на другую сторону был заказан ему навсегда.