Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

Фёдор Александрович Андро. Художник С. Дама. 1853 г.

Как-то Анна Алексеевна позволила мужу прочесть свои давние дневниковые записи. Разразилась невероятно бурная сцена ревности, после коей она, вся заплаканная, убрала дневник, альбомы, переписку с подругами в сундук и отправила «в ссылку» на чердак. Более – до 1885 года, года смерти супруга, – ничьи чужие взгляды не касались заветных страниц.

Овдовев и похоронив мужа во Франции, в фамильном склепе графского замка Ланжерон, Анна Андро вернулась в Малороссию, в волынское имение младшей дочери Антонины, где мирно, в семейном кругу проводила последние отпущенные судьбой дни.

А внуки донимали Анну Алексеевну расспросами, просили поведать о днях юности, о знаменитостях, некогда целовавших ей ручки. Но более всего желали слышать её рассказы о встречах с великим Пушкиным!

«Из нашей памяти никогда не изгладится та умилительная картина, которая предстала перед нашими глазами, когда мы застали Анну Алексеевну, нашу милую 77-летнюю бабушку – точно помолодевшей при воспоминании о прошлом… – вспоминала внучка Ольга Николаевна. – Всё любимое, пережитое воскресало в её памяти.

Из сундука были уже вынуты нашей бабушкой и лежали около неё на столе всевозможные предметы: веера с автографами великих людей и художников, другие с миниатюрными портретами отца и матери, окаймлённые веночками из незабудок; разные художественные “carnets de bal” (бальные карточки) с именами Пушкина, Вяземского и других её кавалеров, с которыми она должна была танцевать экосезы, попурри или мазурки; зрительные театральные трубки её отца, афиши, отпечатанные на розовом и белом атласе, крошечные коробочки для мушек, принадлежавшие её матери…

Тут же лежала вылитая из бронзы, в натуральную величину, скульптура Гальберга, прелестная рука бабушки, служившая её отцу пресс-папье на рабочем столе. Рядом находилась отлитая тем же художником из бронзы ножка Анны Алексеевны, узенькая и маленькая, которая была восторженно воспета великим поэтом».

(Из всех раритетов сохранились бальная туфелька барышни Аннет и её бальная книжечка – ныне они в пушкинском музее на Пречистенке.)

Память Анны Алексеевны казалась безмерной: в ней любовно сберегались малейшие подробности облика поэта, по её замечанию, «самого интересного человека своего времени», – жесты, усмешки, любимые словечки. Будто наделённая божественной силой, она вызывала его из небытия, – то влюблёно задумчивого, то желчно язвительного, то раскатисто хохочущего.

«Всё, что относилось к памяти Пушкина, бабушка хранила с особой нежностью. Она всегда говорила, что “в его обществе никому никогда скучно не могло быть – такой он был весёлый, живой, интересный, особенно в интимном кругу, когда он чувствовал, что к нему относятся доброжелательно”».

Анна Алексеевна Андро, по запискам внучатого племянника, «была древняя, но удивительно бойкая старушка, сохранившая память и ясность ума». Она любила открывать старинные альбомы с изящными застежками, с листами, испещрёнными рисунками и стихами. Иногда зачитывала записи из дневника, что вела с юных лет и бережно хранила.

«С особой теплотой, – подтверждает мемуарист, – она (Анна Алексеевна) вспоминала о Пушкине, о его блестящих дарованиях, о том, что где бы он ни показывался, он сейчас же делался центром собрания. Меня очень интересовало, почему она не вышла за него замуж. Она всегда отмалчивалась, но, в конце концов, можно было вывести такое заключение: она не была настолько влюблена в Пушкина, чтобы идти наперекор семье. Семья же её была против этого брака, ввиду, главным образом, буйной, неудержной натуры Пушкина, которая, по её понятиям, не могла обеспечить тётушке мирное благоденственное житьё. Тем не менее, тётушка была увлечена Пушкиным. Это видно из того, что она имела с ним тайные свидания».

Правда, «тайные свидания», о коих доверительно сообщила тётушка дотошному племяннику, назначались в Летнем саду, средь гуляющей публики и куда мадемуазель Оленина являлась в сопровождении… англичанки-гувернантки. «Во время одной из своих молодых страстей, – вспоминал князь Пётр Вяземский, – это было весною, он (Пушкин) почти ежедневно встречался в Летнем саду с тогдашним кумиром своим. Если же в саду её не было, он кидался ко мне или к Плетнёву и жалобным криком восклицал:

Где Бренский? Я Бренского не вижу!

Разумеется, с того времени и красавица пошла у нас под названием Бренской».

Князь же и поясняет смысл той шутки: Пушкин, не жаловавший драматурга Озерова, из всех его сочинений «затвердил одно полустишье: «Я Бренского не вижу».

Племянник был настойчив в расспросах о Пушкине. Анна Алексеевна, доверившись ему, призналась: «Пушкин делал мне предложение».

«И почему же вы не вышли?» – с недоумением воскликнул тот. «Он был вертопрах, – покачала головой тётушка, – не имел никакого положения в обществе и, наконец, не был богат».

Но подчас Анна Алексеевна отвечала иначе: «Видно, не суждено было» или же: «Такова была воля Божья».