А двадцать пятого мая – новая поездка на пироскафе в Кронштадт. На сей раз с Грибоедовым, Вяземским, Олениными и английской супружеской парой. Грибоедов познакомил Пушкина с советником английского посольства в Персии Кэмпбеллом и его молодой женой.
Дружеская компания, интересные собеседники, но поэт явно не в духе. Князь Вяземский отметил перемену в настроении приятеля: «Пушкин дуется, хмурится, как погода, как любовь». Свой двадцать девятый год рождения – 26 мая – поэт отметил грустным стихотворением «Дар напрасный, дар случайный» и на черновом листке невзначай набросал милые черты Анны. И рядом – строчки незавершённого стиха: «Но ты забудь меня, мой друг…»
В воскресный день Пушкин вновь в приютинской усадьбе – дарит Аннет Олениной поэтический шедевр «Ты и вы».
«Руки недостойный»
В июне 1828-го юная Анна никак не могла решиться, кого же из двух претендентов на её руку – Меендорфа или Киселёва – ей выбрать? Хотя, по собственному же признанию, она была «не влюблена в них».
Мудрый Крылов дал здравый совет: «…Я желал бы, чтоб вы вышли за Киселёва и, ежели хотите знать, то он сам того желал, но он и сестра говорили, что нечего ему соваться, когда Пушкин того ж желает».
А светский Петербург, жадный до сплетен и интриг, уже полнился слухами о неслыханной дерзости поэта. «Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам», – якобы заявил приятелям Пушкин. Те дерзостные слова долетели и до Анны Олениной, чем чрезвычайно разозлили благодушную красавицу. По привычке доверять чувства дневнику она записала на его странице, что пришла в ярость «от речей, которые Пушкин держал на мой счёт».
Однако у Пушкина объявились защитники: князь Сергей Голицын, известный по прозвищу Фирс, будучи свидетелем того разговора, пытался убедить Олениных, что сказано было «не совсем так», а интригу закрутила Варвара Дмитриевна Полторацкая, тётушка невесты, желая, чтобы супругом Анны стал её брат Николай.
Да, Пушкин получил отказ, довольно резкий, и от отца барышни Алексея Николаевича Оленина, президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки (а прежде он был так добр к Пушкину, даже нарисовал виньетку к поэме «Руслан и Людмила», что поэт посчитал то доказательством «любезной благосклонности»), и строгой маменьки Елизаветы Марковны.
Случилось то на исходе августа 1828 года. А уже первого сентября Пушкин сетует князю Вяземскому: «Я пустился в свет, потому что бесприютен». На что Пётр Андреевич, словно наслаждаясь рождённым им каламбуром, язвительно замечает: «Ты говоришь, что ты бесприютен: разве уже тебя не пускают в Приютино?»
Пятого сентября на именинах Елизаветы Марковны, что всегда пышно праздновались в семье Олениных, опечаленный поэт сообщил Анне, что вынужден уехать в свою деревню.
Непростыми для Пушкина выдались те дни: шло разбирательство по хождению в списках вольнодумной элегии «Андрей Шенье», велось дело об авторстве богохульной «Гавриилиады», и ему приходилось давать показания, оправдываться…
Причиной отказа в руке Анны Олениной мог послужить и секретный надзор, учреждённый за поэтом в июне 1828 года, о чём, бесспорно, знал отец невесты. Ведь сам Алексей Николаевич, как член Государственного совета, поставил свою подпись под протоколом следственной комиссии. Нет, весьма политически неблагонадёжным и даже опасным человеком виделся Оленину его будущий зять!
Да и молва о близких отношениях поэта с красавицей Анной Керн, племянницей Елизаветы Марковны, как и она, носившей в девичестве фамилию Полторацкая, способствовала расстройству желанной для Пушкина свадьбы.
«Лиза Лосина»
Минуло меньше года после неудачного сватовства, но как всё изменилось! В марте 1829 года поэт, влюблённый уже в Натали Гончарову, вернулся в Москву, теша себя надеждой, как и прежде, быть ласково принятым в гостеприимном доме Ушаковых. Ведь не зря московские маменьки и тётушки прочили старшую из сестёр умницу Екатерину за стихотворца Пушкина.
Вернулся в Москву и тотчас к ней, к Катеньке. Однако какая дурная весть – его Ушакова помолвлена! По семейному преданию, Пушкин, узнав «плоды своего непостоянства», растерянно воскликнул: «С чем же я-то останусь?» И получил от чужой невесты достойный ответ: «С оленьими рогами!»
Какой болезненный укол для самолюбия поэта! Намёки же о рогах и рогоносцах особенно несносны, даже болезненны для него!
В альбоме Елизаветы Ушаковой, младшей сестры Екатерины, осталась жанровая сценка: на ней мадемуазель Оленина представлена с удочкой в руках, а на её крючок уже попался некий несчастный с оленьими рогами, – другие же «рыбы-женихи» ещё барахтаются в озерце.