Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

«Её игривый и пытливый ум, искреннее влечение к искусствам, поэзии и наукам, – свидетельствовала Ольга Николаевна Оом, – скоро создали ей при дворе и свете исключительное положение. Это были те “пленительные грехи”, которые, по выражению Гнедича, делали её “гордостью семьи и радостию света”».

«Драгунчик», или «Анеточка-малютка»

Но как прелестна была юная Анна! Даже дряхлеющие мэтры не могли противостоять обаянию юности, грации и ума – столь редкостного сочетания для молодой особы. Ей посвящали поэтические строки славный баснописец Иван Андреевич Крылов; тонкий лирик, знаменитый слепец Иван Козлов; переводчик «Илиады» Николай Гнедич…

Анна Оленина. Художник О. Кипренский. 1828 г.

Кисть и карандаш лучших портретистов девятнадцатого века – Соколова, Кипренского, Гау, Гагарина, Гампельна – будто вступили в негласное соревнование – кто из них ярче и живей перенесёт на холст и бумагу пленительные черты юной девы?

И как тут было устоять Пушкину, ценителю и поклоннику женской красоты?! Апрелем 1828-го помечено письмо князя Вяземского жене княгине Вере: «Пушкин думает, что он влюблён».

Итак, светлый месяц май. Приятель поэта Пётр Вяземский по обыкновению в подробностях описывает свои светские успехи. Каким игривым выдался бал у Олениных второго мая 1828 года! «У них очень добрый дом, – в очередном письме замечает супруг. – Мы с Пушкиным играли в кошку и мышку, т. е. волочились за Зубовой-Щербатовой… которая похожа на кошку, и за малюткой Олениной, которая мала и резва, как мышь».

На третий день – новый бал, на сей раз в доме у новобрачных Мещерских, где танцы длились до утра: «С девицею Олениною танцевал я pot-pourri (попурри) и хвалил её кокетство. <…> Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим, что он в неё влюблён, и вследствие моего pot-pourri играл ревнивого».

«Девица Оленина, – замечает ироничный Вяземский, – довольно бойкая штучка: Пушкин называет её “драгунчиком” и за этим драгунчиком ухаживает». (Любопытно, что в оригинале письма, написанном по-французски, «dragon» можно перевести и как «драгун», и как «дракон», – такой вот столь любимый князем каламбур.)

Вскоре Пушкину предстоит увлекательная морская прогулка в Кронштадт вместе с Олениными. Всей дружной компанией на пироскафе провожали английского художника Джорджа Доу, – он, по заказу самого Государя, писал портреты героев Отечественной войны 1812 года, для Военной галереи Зимнего дворца. Тогда же знаменитый живописец набросал с натуры и карандашный портрет Пушкина – увы, ныне неизвестный. Но зато известны пушкинские строки, обращённые к англичанину-портретисту: «Зачем твой дивный карандаш рисует мой арапский профиль…» А в рабочей тетради поэта появилась краткая запись о памятной поездке: «9 мая 1828. Море. Ол. Дау».

Другая пушкинская «зарубка»: «20 мая 1828 При». Кажется, благодаря словоохотливому Вяземскому значимая пометка легко расшифровывается: «Ездил я с Мицкевичем вечером к Олениным в деревню в Приютино, вёрст за семнадцать. Там нашли мы и Пушкина с его любовными гримасами». Эти строки, адресованные жене, помечены следующим днём – 21 мая 1828 года. Но для поэта 20 мая было памятно милой оговоркой Анны, когда вместо учтивого «Вы» она обратилась к нему с доверительным «ты»!

Приютино. (В центре акварели изображены супруги Алексей Николаевич и Елизавета Марковна Оленины с младшей дочерью Анной.) Художник И. Иванов. 1825 г.

«Деревня довольно мила, – продолжает князь, – особливо же для Петербурга: есть довольно движения в видах, возвышения, вода, лес. Но зато комары делают из этого места сущий ад. Я никогда не видал подобного множества; поневоле пляшешь камаринскую. Я никак не мог бы прожить тут и день один. На другой день я верно сошёл бы с ума и проломил себе голову об стену. Мицкевич говорил, что это кровавый день. Пушкин был весь в прыщах и, осаждаемый комарами, нежно восклицал: сладко».

Вот она, сила духа, удвоенная силой любви!

Приехавший с Кавказа именитый гость Олениных Александр Грибоедов привёз из «Грузии печальной» мелодию народной песни. Михаил Глинка, восхищённый её напевностью и лиричностью, придал песне классическую музыкальную форму. Анеточка-малютка, как звали юную Оленину в близком кругу, однажды напела ту мелодию Пушкину – она могла слышать её от самого Глинки, ведь композитор давал ей уроки музицирования. К слову, сама Анна почитала за «счастье учиться у него!».

В следующий приезд к Олениным Александр Сергеевич явился с поэтическим подарком – стихотворением «Не пой, волшебница, при мне» (именованном позже как «Не пой, красавица, при мне»), и волшебница-Аннета весьма мило распевала новый романс.

Любовь разгоралась в сердце поэта, и её зримых примет становилось всё больше: мелькали на рукописных страницах маленькие ножки в бальных туфельках, перевитые лентами, головки миниатюрной красавицы, инициалы и анаграммы её имени.