Под стихотворными строками рукой Пушкина проставлена дата: «3 апр. 1827». В тот день Катеньке исполнилось восемнадцать лет! И по счастливой случайности семейное торжество совпало с величайшим православным праздником – Светлым Христовым Воскресением!
И можно с уверенностью предположить, что поэт, приехавший в гости к Ушаковым, прежде со всем семейством (замечу, весьма набожным) побывал на утренней пасхальной службе, а после уж зван был и на праздничный обед, данный в честь именинницы. Что косвенно подтверждает и упоминание в поэтическом посвящении Катеньке, пусть и в полушутливом контексте, завершения молитвы, произносимой в церковной литургии.
Вне всяких сомнений, храм на Пресне навеки соединил имя одной из его прихожанок – Екатерины Ушаковой с именем русского гения Александра Пушкина. Нет, не венчальным обрядом. Памятью сердца.
Как же хотелось пушкинистам века двадцатого сделать выбор вместо Пушкина! Каких только барышень, с их точки зрения обладавших нужными качествами, не прочили в жёны поэту! «Не перейди ей дорогу пустенькая красавица Гончарова, – в сердцах восклицал Викентий Вересаев, – втянувшая Пушкина в придворный плен, исковеркавшая всю его жизнь и подведшая под пистолет Дантеса, – подругою жизни Пушкина, возможно, оказалась бы Ушакова, и она сберегла бы нам Пушкина ещё на многие годы».
То была бы другая жизнь и другая история…
Отдадим должное Катеньке Ушаковой – она достойно сражалась за свою любовь. Но Пушкину нужна была только его Наташа.
И не знак ли то свыше, что предложение поэта было принято 6 апреля 1830 года, в Светлое Воскресение?! С этого благословенного дня юная Наталия Гончарова стала невестой русского гения.
Живые голоса
<Ек. Н. Ушаковой>
<Ек. Н. Ушаковой>
Ответ
1830
«В жертву памяти твоей»
Елизавета Ксаверьевна Воронцова, урождённая Браницкая (1792–1880)
Всё кончено: меж нами связи нет.
Свадьба в Париже
Париж – судьбоносный город для мадемуазель Елизаветы Браницкой. Именно в блистательном Париже, куда из родной усадьбы Белая Церковь, что в Малороссии, где Елизавета безвыездно провела свою юность, отправилась она вместе с графиней-матерью, и случилась встреча с будущим супругом.
«Там увидел он (граф Михаил Воронцов) если не молоденькую, то весьма моложавую суженую свою, – свидетельствовал мемуарист Филипп Вигель. – Она не могла ему не понравиться: нельзя сказать, что она была хороша собой, но такой приятной улыбки, кроме её, ни у кого не было, а быстрый, нежный взгляд её миленьких небольших глаз пронзал насквозь. К тому же польское кокетство пробивалось в ней сквозь большую скромность, к которой с малолетства приучила её русская мать, что делало её ещё привлекательней».