Стоит добавить, что не только во времена «древних мужей», о которых с такой ностальгией вспоминал составитель НС, но и в XII–XIII вв., и в более позднее время сохранял значение такой источник доходов, как военная добыча. И постольку, поскольку князь выступал в большинстве военных предприятий «главнокомандующим», его военные слуги практически всегда могли рассчитывать на свою долю добытого «ратным трудом». Н1Л донесла до нас любопытное известие о разделе добычи князем Мстиславом Мстиславичем «Удалым», полученной в качестве дани от чуди, на которую он ходил походом с новгородцами: «и Мьстиславъ же князь възя на нихъ дань и да новгородьцемъ двѣ чясти дани, а третью чясть дворяномъ»[658]
. Вполне в соответствии с тем принципом раздела, который обнаружил себя в рассказе о новгородской дани Ярослава, Мстислав две трети добытых ценностей отдаёт новгородцам, а одну оставляет себе для раздачи своим военным слугам. Но конечно, на эти доходы содержать на постоянной основе многочисленные контингенты «дворян» или других слуг в XII–XIII вв. уже было невозможно– эпоха, когда «дружина кормяхуся, воююще ины страны», безвозвратно прошла.В XII в. и позже князья должны были так же, как и прежде, держать так называемые «засады» в городах – гарнизоны. Из летописных данных неясно, по какому принципу распределялись по городам такие «засады» и насколько они были многочисленны[659]
. Но состояли они из людей, которые получали жалованье, а также, вероятно, продукты, производившиеся «служебной организацией», или даже небольшие земельные наделы. Трудно точно определить их значение с военной точки зрения, но по крайней мере по сравнению с древней «большой дружиной» степень их боеспособности и профессионализма, видимо, упала. Как и детских, дворян, оружников и прочих военных слуг, составлявших постоянное окружение, охрану или своего рода гвардию при князьях, эти гарнизоны можно рассматривать как отголосок «большой дружины».Именно для тех слуг и доверенных лиц, которые составляли непосредственное окружение князей, и отчасти для тех воинов, которые сидели в «засадах» по крепостям, но могли быть призваны в любой момент на какую-либо военную операцию, и держали князья арсеналы, табуны лошадей и вообще запасы разнообразных материальных ценностей, о которых упоминают источники домонгольской поры. С упоминанием об «оружии и конях», которых требовали киевляне у Изяслава в 1068 г., следует поставить в ряд одно показательное летописное известие, которое относится ко времени спустя столетие[660]
. У Андрея Боголюбского, как говорят летописи, были свои «милостники» (по новгородской летописи, они принимали участие и в его убийстве). В рассказе о событиях, развернувшихся после убийства, «Повесть об убиении Андрея» отмечает, в частности, что заговорщики, ограбив княжеский дворец, водрузили княжеское «любимое имение» на «м(и)л(о)стьныѣ (вар.: м(и)л(о)стниковы) конѣ», «а сами воземьше на ся оружья княже м(и)л(о)стьное»[661]. Очень выразительны слова летописи: «оружья княже милостьное» – то есть оружие княжеское, но предназначенное для его слуг-милостников.2. Гридь
Таким образом, есть основания утверждать, что с конца XI в. на Руси началась трансформация «большой дружины», подобная той, о которой шла речь выше применительно к чешским «milites secundi ordinis» и венгерским «jobagiones castri». Весьма показательна для такой трансформации семантическая эволюция слова