Боярин, скиф и проклятая (СИ)

Яра кивнула и позволила увести себя от остальных подальше, пока Лютобор затеял рычать что-то Анагасту об уговоре и о том, что князю он что-то сделал. Повернувшись к своей семье, какой-никакой, но родной крови, Ярогнева нахмурилась, когда все вокруг засмеялись над чем-то. Куница увел ее еще дальше, туда, где кони стояли, и крепко прижал к себе, зашептав на ухо:

— Анагаст с тобой поговорить хочет.

— О чем поговорить? — выдохнула Ярогнева, оглядываясь по сторонам.

— В стаю тебя привел я, но примет Анагаст, так как за вожака сейчас он, — Куница нежно погладил ее по лицу. — Но ненадолго. Ночью я вожаком стану. А ты подле меня останься, если душа к тому лежит.

— Веди, — девушка улыбнулась.

Анагаст стоял в стороне, за идолом Ареса. Он был стар, опирался на посох, и лицо его морщинистое было суровым, хмурым. Едва Куница подвел ее к старику, тот взглянул Яре в глаза и нахмурился еще больше. Ярогнева уставилась на него в ответ, не отводя взгляда и глаз не опуская.

— Плох тот охотник, что в глаза волкам смотрит, — проскрипел старик, опираясь на посох. — Пройдись, Куница, есть у меня к твоей чужачке разговор.

Куница неохотно, но покорился, и отошел. Ярогнева глянула на него, а затем все же повернулась к старику. Тот кивнул и пошел подальше от шатров, да других скифов, уводя ее подальше. Видать, чтоб никто не подслушал.

— Таких как ты редко встретишь, — проговорил Анагаст и добавил незнакомое слово: — Aurusa.

— Что это значит? — Ярогнева нахмурилась, положив руку на колчан со стрелами.

— На вашем языке — это значит «белая», — жрец сел на камень, тяжело вздохнув. — Есть и другое слово для вашего брата обозначения, да все его позабыли давно. Сколько зим тебе исполнилось, поцелованная?

— Шестнадцатая, — девица поискала взглядом Куницу, но того и след простыл.

— Молодая еще, — Анагаст покачал головой. — Жене моей была восьмидесятая зима, когда на охоте ее повстречал, и молода была, как девица нетронутая. Оставила она меня, когда состариться пришла пора, волчат бросила, да ушла ночью. Не вынесла, что будет видеть, как я и дети наши стареют да угасают, — старик нахмурился еще больше, глядя на нее мрачным и хмурым взглядом. — Куница знать должен, что не забирает смерть тебя.

— Куница видел, — Ярогнева села на другой камень, всматриваясь в старческое обветренное лицо. — Жена вам не говорила, для чего смерть такие подарки раздает? У всякой стрелы цель быть должна, я свою найти хочу.

— Не для чего, а за что, — жрец закашлялся. — Мучения страшные ты перенесла, за то смерть и не стала забирать, за муки вознаградила, — старик воззрился на нее яркими янтарными глазами. — Зря ты Куницу к себе расположила. Без тебя теперь взвоет, да и с тобой ему несладко придется. Сама мучиться будешь, и волка замучишь. Собакой уже сделался, ластится к тебе, как пес послушный.

— Не так он воспитан, чтоб в несколько дней псом из волка сделаться, — прошипела Ярогнева. — Это ты на старости лет плохо видеть стал, раз волка рассмотреть не можешь.

— А ты не рычи на меня, Ауруса, не рычи, — Анагаст усмехнулся. — Мала еще на старика скалиться. Больше твоего видел в жизни, знаю, как волки псами становятся. Но прав Куница. В стае твое место, не у боярина с боярыней в усадьбе. Оставайся, Аурусой зваться будешь. Но коль раздумаешь — обратного пути не будет. Можно лишь один раз в стаю прийти. Иди.

Ярогнева кивнула, поднявшись с камня, и оглянулась по сторонам. Куницы нигде не было видно. За то было видно местных: неподалеку черноволосая женщина возилась с девочкой, волосы которой были похожи на расплавленное золото: огненно-рыжие, сияющие. У обоих на лицах были изящные и аккуратные узоры, видимо, значащие что-то. Женщина повернула к ней бледное лицо, и улыбнулась, поманив к себе пальцем.

========== Глава 9. Выбор Ареса ==========

Куница, спрятавшись под плащом, чтоб лица видно не было, схватил у костра плошку с мясом, да помчался, пользуясь тем, что никто не видит, по камням к клетке с пленником, Аресу предназначенному. Лютобор был сломлен. Лицо его, злое обычно, приобрело скорбное выражение, уставший он был, во рванье, не в пример тому, каким был вначале пути. Куница присел у клетки и проговорил, тихо:

— Лютобор, поешь, — он просунул в клетку плошку с едой, но боярин не взял.

— Ты поклялся, — проговорил Лютобор, отвернувшись.

Куница положил плошку рядом с ним и фыркнул:

— Поклялся, значит помогу. Стану вожаком, а потом выведу тебя с женой и сыном из пустоши.

— И что с тобой будет? — Лютобор повернулся, хмурясь.

— Вожака лишь Арес выбирает, а мне никто вызов не бросит — сильнее я других волков, — Куница усмехнулся. — А как стая без вожака? Так что простит Анагаст, наказание назначит, но в живых оставит. И Арес простит, ведь я перед ним клятву давал, помочь тебе.

— А сестра моя? — боярин нахмурился окончательно, повернувшись к нему окончательно.

Куница промолчал. Не хотел он отдавать Ярогневу, и боярину говорить о том, что в стаю ее приняли, новое имя дали. Лютобор повторил свой вопрос, и Куница проговорил: