Надо же было сделать такую глупость! Зачем только брала его сережку? Зачем только сказала, что его?
— Дура набитая! — гаркнула она, схватив камень и швырнув им в ствол дерева. — Тварь тупая! Безмозглая корова! Ненавижу!
— Чего разоралась, красна девица? Всех волков в лесу распугала, — внезапно донесся сзади женский холодный голос.
Яра тут же обернулась, схватившись за лук. И удивленно вытаращилась на женщину, которая ну никак не могла оказаться посреди леса, который вот-вот накроет зима и ночь. Лицо у нее было белоснежное, без единого изъяна, черные большие глаза смотрели с холодком, и как будто царице принадлежали, а на черных волосах сияла корона с сапфирами, заключенными в серебро. Было на ней платье: тонкое, пронзительно-лазурное, с белоснежными же кружевами, а в руке держала она то ли огонек, то ли фонарик, заливающий все белым светом.
— Подойди-ка сюда, посмотрю на тебя, — проговорила женщина, поманив ее пальцем.
— Вы кто? — насторожилась Ярогнева.
— А то ты не знаешь, кто я, — незнакомка подошла ближе. — Ты мое благословение носишь. Молитвы мне возносишь, силу мою питаешь.
— Вы… это вы были в лесу? — девица пошла навстречу. — Что там случилось? Что со мной сталось?
— Ненадобно тебе этого помнить, — Мара погладила ее по щеке, руки у нее были холодными, как ледышки. — Благословение мое — тебе подарок. Не будешь знать ни старости, ни смерти за свои мучения в лесу пережитые, не вспомнишь и того, что тебя привело к тому. Но запомни: если подарок мой предашь, все до последнего мига вспомнишь, и смертной станешь, — она прищурилась, зацепив пальцем сережку в ухе у Яры. — Наслаждайся своей жизнью, мир весь объедь, погляди на людей, но люби всех одинаково. А станешь любить кого-то больше других, сердце станет мягким, остаться захочешь подле него.
Яра хотела было что-то сказать или спросить, но услышала вдалеке окрик Куницы, зовущего ее по имени. Она обернулась в ту сторону, откуда доносился голос волка, а затем глянула на Мару. Но не нашла ее. Рядом с ней не было никого. Девица нахмурилась, пнув камень. Не успела, а ведь столько хотелось спросить!
Куница выскочил к озеру, рассекая светом факела кромешную темноту, и вся мягкая атмосфера рассеялась.
— С кем ты разговаривала? — спросил он, осматриваясь по сторонам, и подтверждая, что не примерещилось.
— Сама с собой, — выдохнула Яра, отвернувшись, стараясь не глядеть в лицо Куницы.
— Со мной поговори? Насчет того, что в яме случилось… — начал Куница.
— Конечно, это было ошибкой, — девица торопливо вынула из мочки уха сережку и протянула ее скифу. — Нам смерть грозила, вот и наговорили чепухи со страху. Вот, возьми, и забыли.
Куница застыл, но затем сережку взял и в свою мочку вставил, нахмурившись. Яра подняла с земли зайцев и лук со стрелами, и бросила на него украдкой взгляд. Скиф смотрел на нее, обескураженно и словно потерянный какой-то.
— Волк не боится смерти, — отчеканил Куница, глядя ей прямо в глаза.
— Ты сам знаешь, что я такое, — Яра застегнула ремень от колчана со стрелами на поясе, и пошла вперед, сжимая зайцев и резной лук, найденный у лесных людей. — Как говорил один человек, для твари немертвой нет ни дома, ни стола, ни ложки, ни того, кто с ней хлеб переломит.
— Яра, — окликнул скиф.
— Ну, что еще? — огрызнулась она, обернувшись. — И так погано.
Куница опустил факел в воду, и все вокруг погрузилось в черноту. Ярогнева услышала его шаги, и напряглась, натянулась, как тетива лука, готового к выстрелу. Каждый шорох пугал, заставлял гадать, что произойдет в следующий миг. Девица закрыла глаза и ощутила на своей спине легкое, неуловимое прикосновение. Куница положил руку ей на спину, и медленно повел вверх, к шее. Она чувствовала себя дурой набитой, стоя с парой мертвых зайцев в руке, и не в силах уйти или сопротивляться ласке. Хотелось и не хотелось одновременно, и Яра не понимала, чего она хочет больше: убежать прочь, или бросить лук, добычу и прикоснуться к нему.
Чернота застилала очи пеленой, рука Куницы снова запуталась в ее волосах, и его голос, чем-то похожий-таки на рык дикого зверя, произнес прямо над ухом:
— У стаи нет дома, столов у нас нет, хлеб не преломляем, а ложек у нас больше, чем того, что есть ими можно. На тебя одна точно найдется.
— Куница, — выдохнула она, сжав лук. — Подожди, постой.
Его руки скользнули по ее талии, и мужчина прижал Яру к себе, прикусывая шею сзади. И она сдалась, выпустив из рук и добычу, и оружие. Сдалась, почти без боя. Куница продолжал целовать ее шею, бережно прижимая к себе.
— Скоро мы дойдем до пустоши, — прошептал Куница, целуя ее в ухо и прикусывая мочку, — ты сама поймешь, что среди нас тебе место. Рядом со мной.
Яра рвано выдохнула, дрожащей рукой прикоснувшись к его лицу, колючему от щетины. Куница по-звериному потерся щекой о ее ладонь, словно ластясь. Он повернул ее к себе лицом, крепко обнимая, и от этих объятий по спине Ярогневы пробежал холодок. Куница сжимал крепче, положив голову ей на плечо, и она уперлась ему в грудь руками, прошептав: