Боярин, скиф и проклятая (СИ)

Следующая картинка была ясной и яркой: Ярогнева, как-то сумев отвязаться от веревки, не сбегала, а скакала с камнем в руке за спиной у берендея и колотила того по затылку, выкрикивая отборную ругань. В следующий миг она выскочила на спину мужику и стала давить на глаза. Куница ощутил как пальцы берендея на шее сжимаются уже слабее, увидел, как из правой глазницы того потекла кровь, а затем вновь рухнул на землю.

Вокруг все кружилось, Куница попытался сосредоточить взгляд на берендее, и увидел, как тот, стащив со своей спины Яру, швырнул ею, как тряпичной куклой, на бревна. Перешагнув через надоевшую жертву, чудище замахнулось и впечатало кулак в грудь девицы, и та рвано вскрикнула, а по белому подбородку потекла кровь.

И округу затрясло от нового рева. Куница, словно в тумане, увидел, что в яму спрыгнул Лютобор, как он размашисто ударил берендея в голову, и пополз к Ярогневе, что лежала лицом к небу, кашляя кровью и задыхаясь. На груди у девушки была глубокая вмятина, рубаха потемнела от крови и грязи, и из груди торчал осколок сломанного ребра. Уж не знал Куница, в почете у богини смерти Яра, или не в почете, но знал точно одно: с такой раной недолго живут. Яра умирала, жизнь из нее уходила с каждой попыткой вздохнуть. Она захлебывалась собственной кровью, тараща бледные глаза, налившиеся красным, то в небо, то на него.

— Тихо, — проговорил Куница, положив ее голову себе на колени, и погладив по лбу, — тихо, все будет хорошо. Тихо.

В горле встал тошнотворный ком горечи. Ничего хорошо не будет, соврал он. И Ярогнева посмотрела на него так, словно знала, что соврал. Куница осторожно и нежно погладил ее по щеке, и наклонился, целуя в горячий лоб.

— Все будет хорошо, — прошептал он, успокаивая ее, убаюкивая. — Тише, маленькая, тише.

Прямо рядом с ними точился кровавый бой: Лютобор, озверев окончательно, терзал берендея, отрывал голыми руками от него куски. Он ревел так громко, что уши закладывало, но это было не так страшно. Лютобор убивал берендея, они смерти избежали, но не все. Ярогнева не выжила. Прямо на его руках, она испустила последний вздох, забурлив кровью на губах и в горле, и замерла, глядя куда-то вдаль, сквозь него. Куница осторожно опустил ее веки и обнаружил, что Лютобора в яме больше не было, а вокруг доносились крики и истошное его рычание.

В яму упало безголовое тело, залив их обоих кровью. За ним — еще одно, и еще. Где-то совсем рядом, одержимый духом берендеевым, Лютобор крушил, ломал и рвал все, что видел. Куница опустил взгляд на бледное лицо, и вокруг на миг все стало черным-черно, словно кто мешок на голову накинул, да затем сдернул.

Все затихло, и только скуление стало над трупьем разноситься. Куница стянул куртку и, свернув ее, подложил под голову покойнице. Яра была словно спящая, словно вот-вот проснется и спросит, чего у него рожа такая чумазая. Но сон тот был смертным, вечным. Скиф наклонился и снова поцеловал ее в лоб, поднимаясь с глинистой, окровавленной земли.

Он вылез из ямы и пошел по мощеной деревом дорожке, прямо к сидящему на камне, да скулящему Лютобору. Весь он был в крови, сидел, опустив руки, да завывал, слезу пуская.

— Лютобор?.. — проговорил скиф, осторожно всматриваясь в лицо боярина.

Это был он. Зелье выветрилось, более не бурлило в его жилах и не вызывало берендеев дух, и Куница более не боялся.

— Яра где? — спросил Лютобор, мутными глазами глядя то ли на него, то ли сквозь него.

— Не уберег я ее, — горько проговорил Куница. — Прости, боярин. Хотел уберечь, да не смог.

— Где она? — боярин поднялся, пошатываясь.

Казалось, содеянное, одержимость, да новость о смерти сестры выели в нем все, оставив только оболочку. Куница повел его к яме, пошатываясь на ослабевших ногах, и они почти дошли, когда до уха скифа донесся тихий вздох и вскрик. Следом захрустело, и кто-то в яме закашлял, задыхаясь.

Оба они заглянули в яму, и то, что увидели, заставило застыть в ужасе. Билась Ярогнева в судорогах, по земле каталась, да кашляла, кровью блюя. Проломленная грудь ее, тканью обмотанная да стянутая, была видна через распахнутую рубаху. Только слепой не заметил бы, как вмятина на груди, с ребрами поломанными, из нее торчащими, с хрустом выпрямилась, а раны затем затянулись, по себе и рубца не оставив.

— Значит, не брехал Святослав, — ошарашенно проговорил Лютобор. — И правда Мара ее к жизни возвращает, забирать не хочет.

Куница отвел взгляд от Ярогневы и поглядел на боярина, осенившего себя крестным знамением, а затем и сестру.

— Ты знал? — прошептал Куница.

— Догадывался, — боярин покачал головой. — Дружинник мой видел, как ей знахарка осколком плошки горло перерезала, а она возьми да встань, без раны, как будто и не было ничего. Мы все подумали, что клеветник он, да прогнал я его со службы.

Яра перестала биться и поднялась, осматриваясь. Взгляд ее быстро нашел Лютобора и Куницу, у края ямы стоящих, и девица, скрестив руки на груди, протянула:

— Чего это с вами, а?

========== Глава 7. Марой поцелованная ==========