Боярин, скиф и проклятая (СИ)

— Эй! — из-за дерева выскочила Ярогнева. — Зачем ты его бьешь?! Что он тебе сделал?!

Девушка вмиг оказалась между ними, оттолкнув брата. Лютобор тут же раздумал кулаками махать, но рычать не перестал, и вскоре его рычание переросло в полноценную брань. Брат с сестрой, забыв о Кунице, о бое, обо всем на свете, бранились друг с другом, грызясь, как собаки. Скифу же ничего не оставалось, кроме как стянуть с себя неудобную броню степняков, да сесть на камень, вытирая кинжалы от крови.

В один момент крики оборвались громким хлопком, и все вокруг стихло. Куница поднял голову и увидел, что оба бранящихся застыли: Лютобор с раскаяньем на лице, а Ярогнева — с алеющим следом от пощечины на белой щеке.

— Спасем Татьяну с малым, и я тебе больше не сестра, — выдохнула она, и пошла прочь, туда, где среди деревьев и камней журчал горный ручей.

Куница провел ее дрожащую спину взглядом, и повернулся к Лютобору, хмурясь:

— Дурак ты, боярин. Сам ее такой воспитал, а теперь думаешь, что можно все поменять?

========== Глава 5. Ручей ==========

Сидящая вниз по течению ручья, Ярогнева вытерла рукавом рубахи мокрое от слез и воды лицо, и всхлипнула от досады. Щеку все еще жгло, но еще больше жгла обида на брата. Девица, зарычав, швырнула в ствол дерева камень, и услышала легкие шаги за спиной.

— Убирайся к черту, Куница, — прорычала она, даже не оборачиваясь.

На плечи ей тяжело легла кожаная куртка. Ярогнева бросила взгляд на голый торс Куницы, покрытый татуировками, и отвела глаза в сторону, слушая, как он смывает с себя кровь и грязь. Поворачиваться не хотелось. К лицу прилил жар, хотя погода стояла прохладная, неприятная. Ярогнева нахмурилась, поняв, что куртка, чужим телом нагретая, очень кстати. Куница сел рядом и ткнул ее в плечо, проговорив:

— Не будет тебе счастья, как домой воротишься.

— А то я не знаю, — цыкнула она, бросив еще один камень в дерево.

— Так не возвращайся, — скиф с хрустом надкусил дикое, красное яблоко и протянул ей.

Ярогнева взяла из его руки яблоко и надкусила тоже, продолжая таращиться прямо перед собой. Ей и близко не хотелось с кем-то сидеть и разговаривать, но для того, чтобы выгнать Куницу обратно к Лютобору, надо было хотя бы посмотреть на него. А этого она сделать не смогла. Почему-то ей казалось, что сил нет на это, что не может она этого сделать. Прожевав, Куница продолжил говорить:

— Как вернусь в стаю, брошу Яру вызов. Он его примет, выбора не будет.

— Это еще кто? — Ярогнева протянула ему яблоко, но тот отказался.

— Вожак, — проговорил Куница, и презрительно сплюнул в сторону. — Арес меня выберет, я стану вожаком, выведу Лютобора с семьей из пустоши, а тебя в стаю приведу. Среди нас тебе место.

— Много ты знаешь, Куница, — она нахмурилась и злобно надкусила яблоко. — Как это закончится, лук со стрелами возьму и уйду, куда глаза посмотрят. Нигде мне нет места.

«Нет тебе ни дома, тварь немертвая, ни стола, ни ложки, ни того, кто с тобой хлеб переломит», — вынырнула из памяти фраза бабки-знахарки, к которой привел ее брат. Старуха разбила плошку, да накинулась на нее с осколком, чтоб зарезать. Лютоборов дружинник спас, услышав крик и решив что неладно что-то, да разрубил бабу от плеча до пояса.

— Уж побольше твоего знаю, — проговорил Куница.

— Да, вы все побольше моего знаете, — огрызнулась Ярогнева, швырнув кочаном в кусты. — Как мне жить, где мне место, и что я такое вообще.

— Знаю только, что стая — это для тебя, и что распятый бог, в которого вы верите, слаб, и ты с ним слаба. Арес…

— У меня есть бог, — девица перебила его, да отвернулась. — Смертью зовется, и я, как видишь, в почете у нее. Оставь меня в покое со стаей своей, Аресом, и всем остальным.

Куница засмеялся, протянув:

— Да, вижу, что ты у смерти в почете. Откуда только такая взялась?

— Откуда взялась, там таких больше нет, — Ярогнева потерла щеку.

И застыла, ощутив на своих волосах осторожное прикосновение. Скосив взгляд на Куницу, она увидела, что это действительно его рука, а не очередное наваждение. Пальцы скифа запутались в ее волосах, все еще осторожно, как будто он боялся спугнуть. Вокруг был лес. Глухой, холодный. Приближалась зима, но солнце отдавало последнее тепло. Брата неподалеку не было, и он вряд ли подошел бы: всякий раз, когда Лютобор чувствовал себя немного виноватым, ему и в глаза Ярогневе смотреть было трудно. А тут целая пощечина.

Куница подался вперед, сближаясь с ней. Смотреть ему в глаза стало почти невыносимо и невозможно: это было почти, как смотреть в глаза хищному зверю. Она спустила взгляд на шею и плечи мужчины, на которой чернели странные узоры и изображения.

— Что они значат? — спросила Ярогнева, указав на картинки.

— Что? Татуировки? — Куница прекратил приближаться.

— Да.

Он был весь в рисунках. Они чернели на выбритых висках, на шее и на груди, на плечах и спине, на руках и одна даже на большом пальце, Ярогневой же укушенном.