Боярин, скиф и проклятая (СИ)

Она кивнула и скрылась за скалой, а скиф, вытирая ножи, направился к Трояну, что пытался убежать. Но старческие ноги не могли тягаться в скорости и силе с молодыми. Куница настиг его у повозок, и подсек под ноги, заставив растянуться на траве, мокрой от росы. Старик пополз, хрипя и умоляя не убивать. Скиф поднял его за горло, и толкнул к повозке, приложив затылком.

— Нелюдь! — гаркнул проснувшийся Лютобор. — Зверь!

Куница резко обернулся, приставив кинжал к груди боярина, и ощутил на боку тяжелое прикосновение меча.

— Убивать зачем? — спросил боярин. — Они же добром встретили.

— Да он жив еще, — фыркнул скиф, усмехаясь, и отнял кинжал.

— Не убивай, боярин, — взмолился Троян.

— Он хотел гонца князю отослать, награду за твою голову получить, — Куница усмехнулся шире, кивнув на старика.

— Ярогнева где?! — опомнился Лютобор, оглядываясь по сторонам. — Почему не следил?

— Не нянька я за сестрой твоей глядеть, — фыркнул скиф. — Спит, где вчера легла, что с ней станется?

— Поспишь тут, — раздался голос Ярогневы, что преспокойно вышла из-за валуна, потягиваясь и смачно зевая, — когда один храпит, как медведь, то другой людей убивает. Чего у вас хари-то чумазые такие? Умылись бы.

Куница стер рукавом брызги крови и, присев напротив купца, протянул:

- Троян добро помнит, хоть и не выгодно ему это. Да?

Старик хотел было что-то сказать, но лезвие кинжала, впившееся в грудь и доставшее до сердца, оборвало фразу, что так и не успела начаться. Равно как и подвела черту в жизни Трояна.

========== Глава 4. Охота на людей ==========

Кони медленно трусили по лесу. Куницу это успокаивало: верхом ездить он любил, пусть у стаи не так много коней осталось, но лишний раз угнать одного скиф мог при надобности. Все лучше, чем на своих двух тащиться.

Немного позади ехал Лютобор, и его тяжелый взгляд ощущался так хорошо, как если бы был ножом, в спину колющим. Уж больно боярину не понравилось, что Куница охрану Трояна убил, да и самого старика прирезал. Это было не сказано, но висело над головой скифа тяжким острием секиры.

Впереди же, на белоснежной кобылке, держалась в седле Ярогнева, грызя очередное яблоко. Белые волосы, такие же белые, как грива ее коня, развевались по ветру, выбившись из слабо заплетенной косы. И не скажешь, на первый взгляд, что проклята, подумалось Кунице. Уж больно святое было зрелище.

— Не похожа твоя сестра на ваших женщин, боярин, — протянул Куница, зыркнув на Лютобора.

— Не твоего ума дело, на кого моя сестра похожа, — тихо прорычал боярин, все больше напоминая медведя.

— Страшный человек — твоя сестра, — продолжал подначивать тот, словно и не слыша. — От нее не ожидаешь стрелы в голову.

— Она, в отличие от тебя, людей не убивает.

Куница только фыркнул со смеху, вспоминая утреннюю стрелу, чиркнувшую его по щеке и прилетевшую в одного из охранников Трояна. Конечно же, не убивает она людей. Всего-то одного насмерть застрелила, других, ею подстреленных, он успел зарезать сам. Но говорить об этом Куница не стал.

— Что ж ты злой такой, боярин? — хмыкнул Куница. — Ты мне благодарен должен быть: к жене и сыну веду, врагов вот твоих убиваю, сестру спасаю. А ты рычишь, словно говна тебе в похлебку подкинул.

— Лучше говна в похлебку, чем с тобой, зверь водиться, — прорычал Лютобор. — Как тебя только земля носит?

Куница задумался на миг. Вроде ничего сложного в том, чтобы быть волком, нет. В стае все понятно, все естественно. А вот в бояриновой семье все неладно, раз Ярогневе доводится врать, что не убивала никого. Что дурного в том, чтобы убить того, кто угрожает стае? Ну, или семье. Что дурного в том, что девица стрелу в голову пустить может, да в висок острым чем-то приголубить, когда надобно?

Где-то в небе заклокотал сокол, громко и пронзительно.

— Да, я зверь, — проговорил Куница, прислушиваясь к шорохам лесным, да крику сокола, — и всю жизнь либо я загоняю, либо загоняют меня, — он уловил топот копыт, далекий, плохо различимый, если не прислушиваться. В голову врезалась мысль: какой еще сокол в лесу? — А сейчас загоняют нас.

— Что? — не понял Лютобор.

В воздухе просвистела стрела, и Куница едва успел от нее уклониться, гаркнув на всю округу «Вперед!». Белая кобылка впереди пронзительно, истерично заржала, и рванула вперед. Ярогнева беспомощно оглянулась на них, и Лютобор гаркнул:

— Езжай и не оборачивайся! Не оборачивайся!

Девица что-то крикнула, но они не расслышали за свистом и улюлюканьем степняков. Клятые половцы нашли-таки, выследили. Куница этого и опасался. Он схватился за лук и, обернувшись, натянул тетиву, чуть не порвав ее, и выстрелил. Стрела пропела в воздухе и вонзилась одному в глотку, когда мимо промчалась белая лошадь со всадницей на ней. Настолько близко, что Кунице показалось, будто его зацепило ее волосами. И настолько близко, что он увидел бледное лицо, повернутое к нему и одними губами произносящее: «Езжайте».