Боярин, скиф и проклятая (СИ)

— Это, — Куница указал на плечо, где чернел и скалился волк, — символ племени. А эти, — он показал на несколько других узоров, — от злых духов. Еще есть от дурного глаза, от несчастий, на спине, — скиф усмехнулся и прикоснулся к татуировке на груди, где свернулась куница. — Это мое имя. А здесь, — он показал укушенный палец с закорючкой, наколотой на нем, — душа моя и знак для бесстрашия ее. К слову, ты мне чуть ее не откусила.

— Что, душу-то? — засмеялась Ярогнева.

Куница усмехнулся, обняв ее за плечи, и прикоснулся губами к виску. Губы мужчины плавно очертили дорожку от виска до щеки, а затем… Ярогнева ощутила, что к щекам прилил жар, и сдавленно выдохнула, уперевшись ладонями ему в грудь. Куница недоуменно вскинул бровь.

— Я, кажется, что-то слышала, — соврала она.

— Лютобор сейчас ходит так, что на весь лес слышно, — прошептал Куница. — Это зверьё. А если человек — убью его.

— А если это страшная и немертвая тварь? — Ярогнева отодвинулась, засмеявшись.

— Значит, доведётся мне ее убить тоже, — он усмехнулся, гладя ее волосы. — Боишься меня?

— Не боюсь, — девушка отвернулась к ручью. — А ты меня?

— От тебя можно схлопотать стрелу, — Куница продолжал ее обнимать, — но я с этим как-то справлюсь.

Оба замолчали. Только рука Куницы крепко сжимала ее плечо.

— Яра, — проговорил он, спустя длинную и неловкую паузу.

— Что? — отозвалась она, повернувшись.

— Нет, ничего, — Куница приник горячими губами к ее лбу. — Надо фляги наполнить, все что есть. Воды долго не будет.

— Да, хорошо, — Ярогнева поднялась и, сняв куртку, протянула ее мужчине. — Не мерзни.

— Мне не холодно, — он поднялся тоже, одеваясь. — Когда на пустошь ночь опускается в это время года — вот тогда холодно.

Ярогнева, сама от себя не ожидая, звонко засмеялась, проговорив:

— Так ты меня в стаю заманиваешь, чтоб заморозить насмерть?

— Или чтоб грела, — Куница взял ее за руку, притягивая к себе. — Волчат родим. Тебе со мной хорошо будет.

Она фыркнула, увернувшись от поцелуя, и высвободилась из рук Куницы. Самый худший кошмар — прожить жизнь, грея по ночам мужа и детей ему рожая одного за другим. Ярогнева отбросила косу за спину и пошла вверх, туда, где они лагерем встали.

Кунице только и осталось, что провести ее взглядом, да пойти следом, усмехаясь. Было что-то в лютоборовой сестре от злого, «лукавого», как говорил боярин. Но вместе с тем — что-то дикое и скрытое от чужих глаз. Что-то, что звучало, как старые, забытые боги, притаившиеся в тайных капищах. Это «что-то» иногда появлялось, и превращало Ярогневу в нечто совершенно необъяснимое, и понятное одновременно. Кунице от этого было не по себе.

— Ярогнева, про… — начал было Лютобор, но был оборван на полуслове.

— Я с тобой не разговариваю, — процедила сквозь зубы девица и, схватив фляги, присела у ручья, набирая в них воду.

Куница взял у нее одну, и тоже стал набирать воду, осторожно поглядывая на Яру. Ее белые волосы были все еще испачканы в крови, но лицо сияло белизной, как свежевыпавший снег. Рубаха, в которой она осталась, избавившись от жилетки, была вся в крови и грязи. Девица подпоясала ее получше, и, казалось, стала вся еще тоньше, чем была. Поймав его взгляд, она быстро опустила глаза на флягу, а щеки слегка покраснели. Куница усмехнулся сам себе, и зачерпнул рукой воды, отпив. Его примеру последовал и Лютобор, морщась от боли в подстреленной ноге.

Скиф снова глянул на белую косу, на нежную белую шею и на тонкие бледные губы, словно обескровленные. И от чего-то ему эти губы показались такими желанными, такими сладкими, как и вода в ручье. Тонкие руки зачерпнули немного воды, и Яра отпила. На ее губе осталась блестящая и переливающаяся капелька воды. Куница потянулся к ней, чтобы слизнуть эту капельку, позабыв и о Лютоборе, и о том, что боярин обещал руки оторвать, если сестру его тронет. В голове был только сладковатый и убаюкивающий туман. Туман?!

— Не пейте, — из последних сил, борясь со сном, проговорил он, упав на берег и все пытаясь удержать глаза открытыми.

Рядом упала Яра, медленно закрывая глаза и зачерпывая пальцами камешки и комья грязи. Куница протянул к ней руку, но не дотянулся, а только легко прикоснулся кончиками пальцев. Свинцовые веки опустились, и Куница погрузился в черноту. Как будто издалека донесся голос Лютобора, произнесшего что-то непонятное. И все стихло.

========== Глава 6. Рев берендея ==========

Слабость во всем теле отступала быстро, уступая тяжести в голове и болезненной пульсации в висках. Куница почувствовал, как что-то холодное стукнуло его по лбу, и резко открыл глаза, уставившись на ребенка, всего вымазанного белой, засохшей давно, грязью. Пацан с глуповатой усмешкой стукнул его палочкой по голове еще раз и цокнул ею в лоб Лютобора. Боярин очнулся, и дернулся, испугав мальчишку, которого тут же утащила прочь мамка, такая же измазанная в грязи. Куница их узнал. Лесной народ. Последние из всех оставшихся.

— Пиздец, — просипела слева Ярогнева, тоже очнувшись.

— Попили водички, — проговорил Лютобор с досадой. — Это еще кто такие?