Боярин, скиф и проклятая (СИ)

— Лесной народ, — Куница глянул на пару жителей деревни неопределенного пола. — Велеса чтут. Вон нас берендею отдадут.

— Так убьем его, — выдохнула Яра, зыркнув в сторону здорового мужика, прикованного к двум дубовым стволам цепями. — Что на него смерти нет?

— Толпа с копьями, — скиф нахмурился, посмотрев в ее глаза. — Или другой берендей.

— Думаешь, не одолеем? — боярин обеспокоился.

— Вдвоем — нет. Но бой дадим, — Куница с жалостью снова глянул на берендея, для которого уже заканчивали готовить зелье. — Неудобно как-то без боя. Ну, что, прощаться с вами будем?

— Во-первых, нас тут трое, — прорычала Яра, попытавшись ослабить веревки на руках закрученные. — А, во-вторых, кто-то же должен прикончить этого ебаного берендея.

Но предпринять что-то девушка не успела. Толпа лесных людей зашумела, приветствуя своего жреца. Он, на первый взгляд, был грузным и толстым, в шлеме, очень напоминающем птичью голову, только уродливую, шел тяжело, опираясь на посох. Но затем «жрец» обернулся, и оказалось, что настоящий был у него в корзине на спине. Лютобор, да и сам Куница, не смогли сдержать смеха, уж больно дурацкой был вид у этого жреца. И только Яра сцепила зубы, напряженно думая.

Карлик, размахивая руками и костяным посохом, зашелся в длинной речи, у которой, Куница точно слышал, упоминался Велес. А затем указал на Яру, и на Куницу. Видать, они оба за одного Лютобора сгодятся, раз тощие такие. Боярина решили оставить на потом.

— Не бойся! — крикнул Куница, перекрикивая поганые крики лесных людей, повернувшись к Яре. — Ничего не бойся! Я тебя вытащу!

Яра была даже белее обычного, глядя перед собой, пока ее тащили к капищу. Казалось, что она вообще в никуда смотрит, таким затуманенным и дурным был взгляд. Она боялась. Ей было страшно, и Куница это видел. Может, смерть ее и поцеловала, но вряд ли этот поцелуй работает против берендея, который привык раздирать своих жертв на куски. Хотя, подумалось скифу, он был бы не против, чтобы Мара с нежитью снизошла и спасла их. Но дело давно было не в богах, а в людях. И двух из людей ждала верная гибель.

Их с Ярой привязали к канатам, и, разрезав путы на руках и ногах, столкнули вниз. Капище было грязное, земля там — мокрая и скользкая, глинистая. Куница свалился прямо в лужу и понял, что это — гниющая кровь. Следом упала, ударившись в бревенчатую ограду, Ярогнева.

— Не дай ему тебя схватить или ударить, — проговорил он, попытавшись подойти к девушке, но канат резко дернули вверх, и он только черкнул по ее руке своей. — Я отвлеку на себя, а ты попытайся выскочить!

В нос забивалась вонь от гниющих, разодранных на куски, предыдущих жертв для Велеса. Куница подобрался к Яре, и притянул ее к себе. Девица зыркнула на него мутными от страха глазами и проговорила:

— Лучше я его на себя отвлеку, а ты выберись и помоги Лютобору найти Таню и малого.

— Выберетесь — идите на юго-восток, — Куница погладил ее по лицу, крепко прижимая к себе, чтоб не вырвали из рук. — Придете — глаза себе завяжите, и идите на звук, — он вытащил из мочки уха золотую сережку и отдал Яре, — Анагасту скажешь, что моя ты. Как в стаю примут — пусть Лютобор своих забирает, как умеет, и уходит. Поняла?

Взревели горны, и издали разнеслось по всей округе рычание. Ярогнева торопливо вставила сережку в свое ухо, и прокричала, перекрикивая окружающий их шум:

— Убьем эту тварь, вместе выберемся, и сам своему Анагасту скажешь, что твоя!

Она выскользнула из его рук, прежде чем Куница успел наклониться и поцеловать, и, пролетев над всей ямой, пнула идола велесова, белой грязью вымазанного. Прямо на бороде остался отпечаток грязного ботинка. Девица приземлилась напротив Куницы и усмехнулась, показав жрецу-карлику матерный жест. Скиф усмехнулся, покачав головой, и, подняв вверх взгляд, долго и протяжно заорал:

— АРЕС!

Между ними в центр ямы спрыгнул берендей. Вблизи он был еще больше, чем показалось, и еще злее. Он зарычал, а вернее — оглушительно взревел, и ринулся на Куницу, скаля черные зубы. Куница отскочил, затем — снова отскочил, и опять. Безоружный, он только и мог что отскакивать, уворачиваться и убегать, да и в том ему изрядно мешала веревка, за которую то вверх тянули, то вниз опускали, когда не надо. Но Куница мельтешил у берендея перед глазами, от Ярогневы отвлекая.

Он перескочил через берендея, проскользнул по глине у него под ногами и накинул со спины на шею веревку, начав затягивать удавку. Но берендею все было нипочем: он взревел еще громче прежнего и порвал толстенную веревку, как будто это был тонкий волос. Куница поскользнулся и свалился на скользкую глину, а затем ощутил на спине оглушающий удар. В ушах все засвистело, ноги оторвались от земли, и горло сдавили крепкие ручищи. Как в тумане Куница увидел, что за спиной у берендея промелькнуло что-то белое, и словно сквозь вату донесся тонкий девичий голос:

— Отъебись от него, сучара!