Бояться нужно молча

— Ты пробовала?

— Да.

— И помогаешь мне. С чего бы?

— Взаимная ненависть, — с наслаждением отвечает она. — Что может быть прекраснее?

— Например, любовь? — предполагаю я.

Альба сдерживает истерический хохот.

— Да ты романтик. Не ожидала. Что-то… случилось?

— Давай продолжим, — меняю тему я и активирую программу.

Кожа жжется, растягивается, изнашивается. И если я выгляжу, как выеденное молью пальто, то Альба преображается в новенькую шубу. Я пытаюсь игнорировать ее зеленый индикатор и яркость зрачков — бесполезно. Обратный отсчет пинцетом выдергивает надежду. Я сдаюсь на пяти.

Я кричу, ненавижу «жертву», борюсь с желанием бросить все и станцевать с демонами.

— Сначала! — командует Альба. — Нет, ты не веришь в победу. Еще раз. Напрягись. Да что с тобой?

В ушах звенят бесконечные советы. Я теряю счет времени. Поражение — кулак в стену. Если бы мы занимались в реальности, мои костяшки были бы разбиты в кровь.

Гимнастка-паук изощряется с ленточкой. Должно быть, зрелище не из приятных.

— Соберись! — вопит Альба, не давая мне расслабиться.

Она тренер. Солдат, в прошлом тяжело раненный. Изголодавшаяся волчица. Нет, жарить панкейки — не единственное ее призвание. Что-то таится в темных закоулках. Я знала, на что способна та Альба. Эта — загадка. Квест под названием «Раскрой секрет и умри». Она переполнена решимостью и готовностью. Выяснить бы на что.

— Вопи, если это тебе поможет! Срывай голос, выдирай волосы, царапай лицо! — разоряется Альба, когда я в очередной раз проигрываю. — Мы в виртуальной реальности, дура. Хоть сдохни здесь — тебя выкинет в точку сохранения.

Я даю волю крику. Во мне ему слишком тесно. Когда напряжение достигает пика, защита трескается и я цепляюсь за последнюю ниточку распарывающейся ленты — за песню Альбы:

— Динь-дили, дили-дон. Это все сон.

На мгновение возвращается девушка, обожающая жарить панкейки. Беззащитная, ранимая, ищущая лучи там, где окна забиты наглухо. Она похожа на бабочку. Одно крыло обгорело и крошится на ветру, а второе — яркое, живое. Она не полетит и уже смирилась с этим.

— П… Пой. Пой! — берет себя в руки Альба-солдат.

Она не дышит. Чувствует, что крыло скоро рассыплется в прах.

Мы продолжаем.

Через несколько десятков — или сотен? — неудачных попыток я начинаю ощущать тьму. Она мягкая и податливая, как горячая карамель. Стоит нагреть до правильной температуры — и лепи что угодно.

Я уничтожаю связь за секунду до обнуления Альбы. Затем — раньше. «Жертва» не отпускает меня, заставляя повторять все снова и снова. Хотя, кто из нас жертва — большой вопрос.

— Молодец, — наконец произносит Альба. — Но не обольщайся. Здесь важна практика. Пропустишь тренировку — придется наверстывать.

— Спасибо, — хриплю я, опершись ладонями на колени. — Теперь объясняй, что это было.

— Я объяснила.

— Скучно стало?

Кивок.

— И все?

— Все.

Нет, подруга. Не все.

Я запускаю программу. Вновь превращаюсь в выеденное молью пальто, Альба — в шубу. Пересекаю черту между своими мыслями и мыслями «жертвы». Нам не нужны рамки. У врагов не должно быть тайн, если они играют честно. А мой враг не сопротивляется. Он позволяет мне прочесть себя.

Я погружаюсь в мир, которого так отчаянно избегала все пятнадцать лет.

Кухня. Окна пристально наблюдают за центральной площадью-ящерицей. Пахнет выпечкой и выстиранным бельем. Как и раньше, в жизни до. Подоконник заставлен калачиками и фиалками.

Маленькая Альба забирается на стул — высокий, огромный — и тянется к свежим круассанам. Из коридора доносятся шепот и всхлипы. Шлепают быстрые шаги. На кухне, смахивая слезы и улыбаясь, появляется мама Альбы — Инна. Тетя Фея, как мы называли ее в детстве за невероятно вкусные пирожные.

— Приятного аппетита, детка. — Она опускается на колени рядом с дочерью.

— Спасибо, — чавкает та, откусывая от круассана. — Ма, а когда вернется Ник? Его лечат?

— Моя хорошая, он очень болен. Его не выписывают.

— Но это же… — запинается Альба. — Это же не навсегда?

Инна запрокидывает голову, а затем улыбается шире.

— Ничего не бывает навсегда, детка. Ну, не грусти. Хочешь, я спою твою любимую песенку? — Слезы капают на коленки дочери. Вместе с ними сочится колыбельная: — «Динь-дили, дили-дон. Дремлет дракон. Динь-дили, дили-дон…»

— Это все сон, — заканчивает Альба.

— Эй, такого не было! — Инна гладит ее по щеке. — Ты моя поэтесса.

— Он не вернется, — озвучивает дочь то, что не получилось у мамы. Круассан выпадает из рук.

Инна обнимает Альбу, обещает, что все наладится и Ник приедет домой. Обе цепляются за эту ложь, лишь бы не покрыться трещинами и не рассыпаться на осколки. В дверях застывает отец. Семья Рейман оплакивает мое «нечаянно». И ждет до боли между лопатками весточки из второго блока.

Только им не позвонят. Альба это знает. Здесь, на кухне, стягивается в рубцы то, что осталось от Ника. Кучка буковок. Одна фраза.

Я буду спасать.

А дальше — в перемотке. Словно кто-то бесцельно переключает каналы телевизора. Школа, растущая неуверенность, что брат жив. Выпускной и странный парень, заглядывающий в окно ресторана. В толстовке с капюшоном.

Дерганый любитель чипсов.