Бояться нужно молча

Вспыхивает спичка. Скоро крыло Альбы превратится в пепел.

Я ощущаю до слепоты остро, как она сомневается. Ее идеалы расходятся по швам, а зашить их некому.

— За что? — выдавливает она.

— Он укрывал сущность.

— Н… Не могу. Нет. Не могу.

— Вы сдали три экзамена, Рейман, — свирепеет голос. Кажется, колонки вот-вот стошнит снегом.

Альба пронизывает несчастного взглядом. Он что-то шепчет. Из-за стеклянной стены не разобрать, что именно. Но я и по губам прочту его мантру:

«Спаси, спаси, спаси».

— Я здесь не для этого, — сглатывает Альба, ероша идеально уложенные волосы.

— Он нарушил закон.

— Выпустите меня, — тихо просит она.

— Вы в шаге до победы.

Горит, горит крыло. Я задыхаюсь вместе с Альбой.

— Выпустите меня, — повторяет она увереннее.

— Что ж, хорошо. Но позвольте прояснить кое-что, — лукаво улыбается голос. — Некоторые вещи не зависят от наших желаний. Не сделаешь ты — сделает другой. А момент будет упущен.

Колонки разражаются клацаньем. Старичок нажал на кнопку.

Альба пятится, дергает за ручку дверь, но та отзывается хохотом запертого замка. Мужчина за стеклом с ужасом смотрит на ладони. Я не сомневаюсь: на них больше нет линий, а под рубашкой кляксами растекаются гематомы.

Визг недосолдата комкает этот мир, как уродливое кривое оригами. Я чувствую себя струной гитары. Альба играет на мне. Пост-рок, определенно.

«Теперь я буду печь пирожные», — вот во что деформируются рубцы.

А после ледяные пальцы нащупывают мое кольцо и нажимают на кнопку.

Я не сразу соображаю, где мы и что произошло, почему по щекам течет что-то горячее и мокрое, а покусанные губы щиплет от соли. Я не читаю мысли. Не поглощаю карму. Нас выплюнуло в реальность.

Коридор ругается топотом.

— Это слишком, подруга, — каркает побледневшая Альба.

Ее крыло сгорело и пылью осело в легких — не выкашлять.

— Пригодилось твое колечко, а? — хмыкает она.

— Мне жаль. — Я размазываю слезы. — Из тебя бы получился хороший Утешитель.

— Не смеши.

В комнату вваливаются два «робота» во главе с Рене.

— Что случилось? — щурится Утешительница, застыв на пороге.

— Мне… не очень хорошо, — отвечает Альба. — Мы занимались, и я начала терять сознание.

— А карма?

— В норме.

— Ну и что мне с вами делать? — Рене берет ее за плечи и ведет к выходу. — Шейра, у тебя все в порядке?

— Да.

— Почему ты плачешь?

— Испугалась за… подругу.

Утешительница с подозрением осматривает комнату, и троицу вместе с Альбой проглатывает коридор.

Меня бьет озноб. Я скрючиваюсь, как поломанный зонтик. Чувствую себя сожженным крылом. Гимнасткой с травмированной ногой, ленточка которой вдруг обратилась в горсть пепла.

Альба провалила экзамен. Она была чересчур мягкой для Утешителя. Для недосолдата — в самый раз.

По венам несется отчаянное «динь-дили, дили-дон», но я уверена: дракон не дремлет. Он готовится сжечь второе крыло.

Глава 20

В детстве я думала, что просить прощения легко. Обронил «извини» — и все забыто. Я верила в каждую из шести букв. Они были моей панацеей, и лишь повзрослев, я поняла, что это — обычные витамины в таблетках, недейственные, неэффективные. Чтобы укрепить иммунитет, нужно есть фрукты. Чтобы научиться прощать, нужно отпускать прошлое. Но что делать, если оно вцепилось в шею и не желает расставаться?

Я с трудом дожидаюсь вечера. Надеваю костюм, который я так и не вернула Рене. В ушах звенит горькое «я буду спасать». Ник обещал зайди к одиннадцати, но я высматриваю его уже с десяти. Меня не покидают однокрылые образы Альбы-солдата и Эллы.

Он появляется внезапно. Спину пронзает вопрос:

— Готова?

Я вздрагиваю. Ник застал меня врасплох. Я слишком громко проматывала в голове сцены сегодняшнего дня. К щекам приливает кровь. Бойкие удары сердца намекают, что разговор об Альбе лучше отложить на потом.

— Готова, — подтверждаю я. — Спасибо, что согласился.

Ник снимает линзы и сбрасывает часть кармы на флешку. Гематомы оплетают его тело робкими побегами, как гниль оплетает яблоко. Только Ник портится быстрее.

— Да, мерзкое зрелище, — кивает он. — Гематомы… Непривычно.

— Мне не страшно. — Я касаюсь кончиками пальцев его запястья. — Прочитай меня, если сомневаешься.

— Я не лезу в чужие мысли.

— В чужие… — хмурюсь я. — Ладно, пойдем.

Я смотрюсь в зеркало. Каменная осанка, губы — длинное тире, скупые движения — ничто не выдает меня настоящую. Я — робот, искренний до последней шестеренки. Прячу себя за биомаской.

Мы поднимаемся на этаж сущностей и застываем напротив служебного входа. Рядом светится маленький экранчик. Я прислоняю к нему карточку Дэнни. Щелкает замок, и мы прыгаем в глотку отделения. Ядовито-белые лучи расщепляют нас не хуже желудочного сока.

У порога дежурит охранник.

— Куда идем? — гаркает он.

— В палату, — отвечаю я, копируя жесткий и холодный тон людей-роботов.

— Запоздали вы. Двенадцатый час. Совсем плохой, что ли?

— Вас это не касается.

Мы двигаемся по пищеводу коридора, спешим перевариться. Я шагаю впереди и отчаянно прислушиваюсь к шарканью Ника. Он ведет меня даже сейчас, когда я его не вижу.