Бояться нужно молча

Мы лавировали между группками людей, изучали молочного цвета колеса и оголенные двигатели, формы и изгибы. Несмотря на то, что «экспонатам» перевалило за сотню, выглядели они великолепно.

— Почему тебе так нравятся автомобили? — поинтересовался я, когда мы застыли возле угловатой машины, застенчиво наблюдающей за гостями огромными фарами.

— Они искренние, — выпалила Линда. — Господи, я знаю их поименно!

— Ла-а-а-дно, — протянул я и тыкнул в «скромнягу». — Как называется?

— Dodge DC8. Родился в 1930-м. Полтора века скоротал и все равно как новенький. Мой любимый, кстати.

— А этот? — Я махнул на соседний хот-род.

— Сделан из Ford Model B, 1932-го. Следующий — из Ford Model A, старше брата на пять лет. А вон, видишь, через две от них? Это Chevy Sedan 1934-го.

— Ты… у тебя в мозг вшит компьютер? — опешил я, даже не представляя, что вскоре моя жалкая шутка покроется инеем правды.

— Почти, — ответила она и задумчиво уставилась на забор.

— Чего ты?

— Я ощущаю свое будущее, — выдала Линда. — А компьютеры? Они ощущают?

— Без понятия, — растерялся я.

Она знала, что с ней случится. И знала из-за кого. А я ее не слушал.

— Мой муж смастерит хот-род и научит меня водить. Будем гонять с утра до ночи. Как же повезет нашим детям с таким крутым папашей!

— Папашей? У тебя есть парень? — насторожился я.

— Нет, но… это правда, — с жаром заявила Линда. — Он смастерит хот-род.

* * *

В детстве накануне дня рождения я частенько находил приготовленный родителями подарок: то поезд под кроватью, то новые ботинки, то планшет на полке с шапками. Я молчал до даты «Х», чтобы не расстраивать маму и папу. И они молчали, думали, будет сюрприз. Эта тайна объединяла нас, но до праздника говорить о ней запрещалось.

Наши отношения с Линдой повторяли историю моего детства. Мы чувствовали — без сомнения, абсолютно точно, — что нравимся друг другу, но дата «Х» еще не настала.

Я боялся. В Линде бушевал торнадо, и он вполне мог разрушить все, что нас связывало.

Осень плавно перетекала в зиму. Мы встречали ее вместе, но пока друзьями.

Морозным вечером, в кафе, я вещал Линде об экспериментах.

— Если верить расчетам, излучение развивает телепатию.

— Круто!

— Издеваешься? — фыркнул я, добавив в чашку кубик сахара.

— Как тебе моя кандидатура на роль подопытной мышки? Хочу, хочу читать мысли!

Конечно, меня не оправдает то, что я отказывался три часа подряд. Не оправдает и то, что исследования не продвигались без опытов. Я согласился.

Мои внутренние алкоголики обвязали руки и ноги нитями, а концы протянули Линде. Управляй нами. Оскар больше не в состоянии.

Знаю, я тряпка. И что сволочь редкостная — тоже знаю.

Моя комната превратилась в лабораторию. Я обматывал «подопытную» проводами и наблюдал за ее реакцией. Ничего не происходило.

Чашки чая пустели с неимоверной скоростью, пачки печенья исчезали по пять за день, а исследования катились к черту. Комната тонула в беспорядке, мама ругалась. Она не одобряла мои эксперименты, но я уже не мог остановиться.

Дата «Х» случилась в один из таких дней. Я разозлился на себя и, когда Линда распутывала провода, поцеловал ее. Дергано, неумело. И, должно быть, совсем не романтично. Но затем она поцеловала меня в ответ — наша тайна обволокла нас общим коконом.

Повисла пауза. Я мучительно подбирал слова, а потом, дурак, выдал:

— Сбегаю за печеньем. Быстро-быстро.

— Насколько?

— Со скоростью света подойдет?

— Думаю, скорости звука хватит с головой, — усмехнулась она, возвращаясь к приборам.

А после мы продолжили исследования. Я был счастлив: ее торнадо пощадил нас. День «Х» удался.

В середине декабря к нам наведался Ларс. Пригласил отметить конец полугодия. Да и вообще — выпускной или что-то вроде того. Сдачу диплома назначили на десятое января, но Ларсу не сиделось на месте.

— Вечеринка завтра, — сказал он, плюхнувшись на диван. — И не говорите, что заранее нельзя. Считайте, это ваш праздник. Еще бы, у Оскара появилась девушка!

Пока я размышлял, врезать ему или просто выгнать, Линда выпалила:

— У меня встречное предложение. Что, если отметить выпускной в кино? Сейчас неделя Ларса фон Триера[16]. У него такие атмосферные фильмы…

— Нет! — хором воскликнули мы.

— Нет, — повторил Ларс, словив грозный взгляд Линды. — Пойду я. Если снизойдете до смертных — жду завтра в восемь вечера.

Он испарился, а мне пришлось отдуваться за двоих.

— Я полмесяца обматываю себя проводами, Кит, — отчеканила Линда, заправив за ухо прядь. — Имей совесть. Мы давно не были на свидании. — На ее щеках расцвел румянец.

Я впервые увидел в ней смущение. Не веселье и не любопытство — кашемировое тепло. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она прижала палец к моим губам.

— Ну что? Согласен? Возьмем билеты на сегодня.

— Хорошо, солнышко, — улыбнулся я.

— Почему солнышко?

— Ты — центр, вокруг которого крутятся мои эксперименты.

— Это самый странный комплимент из всех, что я получала, — прыснула она и, потрепав меня по макушке, отправилась заваривать чай.

* * *

Я бы взял билеты на места в последнем ряду, но Линда поволокла меня вперед. Показывали «Идиотов».