Бояться нужно молча

Работники кинотеатра закрыли двери. Погас свет. Секунду мы кипятились в тишине. Ощущение чего-то необратимого пустило ростки сквозь кожу. Будто мотыльки, зрители слетелись на свет, не зная, что внутри пульсирует сгусток тьмы. Или не хотели знать.

Экран вспыхнул, из колонок полилась музыка.

Какие глупые мотыльки.

От фильма несло землей. Необратимость, безмолвие топи, гниющая невеста — мир персонажей разлагался. Главная героиня Жюстин, как и мы, летела во мрак, но — странное дело — не боялась. И строила шалаш, чтобы торжественно встретить смерть.

Глупые, глупые мотыльки…

Мы не построили ничего, когда в зал вломилось человек тридцать, не меньше. С оружием. В черных масках.

Они пришли нас убивать.

На миг все замерло — потом паника.

Линда молчала. Ее отчаяние пряталось в трясущихся губах и ледяных кончиках пальцев. Она сжимала мою ладонь. Сильно. Как сжимают те, кому есть что терять. А ей было. Ее бесконечный мир тонул. Вторая Атлантида. Как ни кричи — шансов мало.

Она очнулась первой.

— Падай!

А я, тряпка, не смог даже пошевелиться. На экране до сих пор мелькала «Меланхолия», толпа ломилась к запасному выходу. Мы попали в мир фон Триера. Туда, где не бывает хеппи-эндов.

Некоторым историям место в фильмах и книгах. В жизни это страшно. Настолько, что едет крыша.

— Да проснись же ты! — прорычала Линда. Исчез тонкий голосок. Торнадо окреп.

Она толкнула меня в спину. Мы сидели сбоку и упали на ступеньки. Чьи-то каблуки задели мой локоть. Я превратился в бесполезную игрушку и ненавидел себя за это.

Стиснул зубы. Чтобы отвлечься, начал бубнить детскую считалочку. Раз, два, три…

Умри.

Выстрел. Холостой. Но мне хватило — я укрыл собой Линду.

Запомни ее. Сегодня точно.

Нас топтали обезумевшие от страха люди. На экране показывали финальную сцену «Меланхолии». Из колонок лился голос Жюстин: «Возьмите меня за руки».

Я сжал ладонь Линды.

Фильм вышел слишком реалистичным. Слишком качественным. Мы ждали конца света вместе с главной героиней.

Я чувствовал, как подо мной задыхается Линда. Среди криков я слышал ее тихие всхлипы.

Очередной выстрел — и все замерло. На нас упал мужчина в очках. Струйка крови потекла по моей щеке. Его ранили. Или убили. Вокруг нас образовался остров из тел. Остров, тонущий в красной жидкости.

«Закройте глаза», — шепнули колонки.

Жюстин успела привыкнуть к неизбежному. Мы не успели ничего.

— Мне страшно, Оскар, — простонала Линда, содрогнувшись всем телом.

— Т-с-с-с, — шикнул я. — Зажмурься.

Чужая кровь текла по моим губам, во рту чувствовался металлический привкус. Пахло попкорном и смертью.

Те, кто несся к запасному выходу, лежали на полу.

Выстрел. Детский плач. Вопль женщины.

Безмолвие.

Шаги, все ближе и ближе. Взяться за руки и закрыть глаза. Взяться за руки… Не страшно умереть — страшно умирать.

Чем усерднее я старался не двигаться, тем сильнее напрягались мышцы. Ноги пытались выбить чечетку.

Я плохой актер. До я не умел притворяться мертвым. После — живым.

Из колонок струилась музыка. Гремели шаги. Я считал секунды. Мне казалось, что меня выдает сердцебиение.

Все пропало одновременно: фильм, суета возле нас, рыдания Линды.

У нее получилось притвориться. У меня — нет. Я по-прежнему танцевал чечетку.

Щелчок. Рядом. Тварь зарядила оружие.

В голове роились мысли о незаконченных разработках. О родителях. И о том, что мы с Линдой никогда не были так близки, как сейчас, на маленьком островке из людских тел. На нашей Атлантиде.

Выстрел.

Еще один — мимо.

Просто умри. Умри на пять минут…

Снова выстрел.

Визг и булькающие звуки. Близко. Кто-то плохо притворялся и его наказали.

Не шевелиться, не открывать глаза, исчезнуть — такие условия были на нашем кастинге. Победили лучшие.

Тварь опять пальнула. По мертвым телам — никто не закричал. Вновь шаги. И вопль, чуть дальше.

Это продолжалось целую вечность. Конец света затянулся. Моя спина затекла, правая нога утонула в месиве тел. Позже выяснилось, что я растянул связки. Рот наполнился кровью — чужой или своей, из прокушенной губы, не разобрать, но рвотные позывы я едва сдерживал.

Мы умерли. После такого невозможно выжить, даже если сердце по-прежнему бьется.

Лежа под трупами и захлебываясь в крови, я мечтал вернуть прежнюю жизнь. Но она угасла, когда я переступил порог кинотеатра.

Наша Атлантида шла ко дну.

* * *

Прижавшись к косяку дверного проема, Линда закусила губу. Я отвернулся к окну. Наблюдать за людьми стало интереснее. От резких звуков они вздрагивали, от скользких взглядов — ускорялись. Оцепленный со всех сторон кинотеатр обходили десятой дорогой. И боялись. Боялись за свою Атлантиду.

В тот вечер полиция ехала долго. Я уже не чувствовал тела, когда досчитал до тысячи. Мы были мертвы целых полтора часа. Твари успели смыться.

Нас увезла неотложка.

В больнице мне дали направление к психологу, но я тут же его выбросил. У Линды не обнаружили ничего серьезного. Нас отпустили. Мы дали показания полиции, затем — с трудом протиснулись сквозь толпу журналистов.