Шарик на запястье Эллы гаснет. Я отсоединяю его и молю небеса, чтобы душа сестры скопировалась без брака.
— Все будет хорошо, — повторяю я. — Правда-правда.
Элла жмурится. Я, затаив дыхание, нащупываю ее пульс.
— Эй, ты чего?
Она не слышит меня: ее сердце замерло.
Мне больше нечего считать.
Не-че-го.
— У тебя будут светлые волосы, как раньше, — шепчу я сестре на ухо. — И тело — без гематом. Тебе понравится…
Договорить я не успеваю: на пороге серверного зала появляется Ольви. Он едва не падает, но при этом поддерживает Ника.
— Ребят, ему плохо. Мы вырубили Утешителей, а он… Раз — и все. Съежился, посинел. Это же не опасно, да? Что тут творится-то?
Друзья опускаются на пол.
Если б я только знала код Ника, я бы проткнула палец и писала бы кровью на полу. А впрочем, проткнуть надо кое-кого другого.
Я отгоняю страшные мысли и, спотыкаясь о тела, подползаю к друзьям. Ник трясется, задыхается и, кажется, скоро покроется трещинами.
— Не засыпай. Постарайся не засыпать, ладно? — прошу я.
— Н… Не могу.
— Можешь. Можешь! Ты все можешь!
— Глупая, глупая Шейра… — шипит он.
— Мы же команда?
Он гладит мой индикатор.
Я ловлю его кисть и стискиваю что есть мочи. Люди не умирают, когда за них так держатся. Ведь не умирают же?
— Ник, не засыпай. Умоляю.
— Все случится. Сегодня точно. — Он облизывает пересохшие губы.
— Ты… Ты не понимаешь, что говоришь. — Я поднимаюсь. — Дождись меня, хорошо? Я сейчас. Я быстро.
Но не успеваю я сделать и шагу, как между лопаток бьет вопрос Альбы:
— Ник? Ты назвала Матвея Ником?
О, этот голос… я не слышала его пятнадцать лет. И, скорее всего, больше не услышу.
— Поздравляю, — зло улыбаюсь я. — Ты теперь Утешитель.
В одной из палат я нахожу маму.
— Где флешки? — Я готова визжать, обнуляться, выдирать волосы, лишь бы она ответила. — В коробке?
Мама качает головой.
— А в лаборатории Ларса? Ты же не все выгребла?
— Все.
Нет. Это ложь. Очередной кошмар. Что, если я сплю и когда проснусь, мы с Ником и Альбой пойдем гулять? Втроем.
Мы всегда втроем.
Были.
Я возвращаюсь в коридор и окидываю взглядом месиво тел. Чем хуже сущности, лежащие здесь? Чего им не хватило, чтобы выжить? Мы совершили непростительную ошибку, а город не обнулил нас. Он тоже с браком.
Я падаю на колени.
Над Ником склонилась Альба. Она плачет. По-моему, кричит, но я не слышу. И отдала бы все, чтобы не видеть.
Скажи его имя, Альба. А потом скажи, кто его убил.
Мерно пищат приборы. К индикатору прикреплен провод. Одеяло прижимает меня к кровати, прессует, как груду хлама. Мгла борется с робкими лучами, тени расплываются по полу кровавыми лужицами.
Я срываю с себя датчики. Приборы звякают и гаснут.
На ключицы давит маленький шарик. Талисман. Дом Эллы.
Мысли, дремавшие в пыли, кто-то полирует. Чистит, ставит на видные места и сбегает, обронив на прощание: «Любуйся».
Я жалею, что отключилась от приборов. В тишине слишком громко звучат воспоминания. Но это лучше, чем щелканье. Теперь звук клавиш будет убивать меня. Снова. Снова. И кто знает, на какой раз я не воскресну.
Я опираюсь на тумбочку и поднимаюсь. Касаюсь ступнями пола. Комната пляшет перед глазами.
Я спала вечность. Или и того больше. Тело ноет и, словно неразношенная обувь, тянется, трескается, натирает. Мне, наверное, стукнуло триста.
Проскальзываю в коридор. Над окном мерцает табличка: «Отделение Последних». Здесь пусто и пахнет спиртом.
Странно, но сегодня жарко. Я иду на лестничную площадку — там прохладнее. Хлопковая пижама пропитана потом. Еще немного — и я превращусь в курагу.
Лифт не работает. Не снуют Утешители. Не шумят больные.
Третий блок переварил всех.
В ушах по-прежнему щелкает клавиатура. И едкое «я сдала экзамен». Альба сошла с ума. Она устала бороться с демонами. Да и с собой — тоже. А я… я научилась ненавидеть кого-то, кроме себя.
Я провожу ладонью по железным перилам. Как ни странно, гематомы почти не болят. Как ни странно, я до сих пор существую. И чересчур хорошо соображаю, чтобы радоваться бодрости. Во сне кошмары обо мне забыли. А наяву — вспомнили.
Снимаю с шеи кулон.
По щеке течет слеза. Я всхлипываю и вытираю ее рукавом. Элла всегда будет рядом. Я подарила ей бессмертие. Интересно, она… рада? Рада, конечно, рада. Ей повезло.
А Нику — нет.
Он обещал ужин и чай. Хохотать — весь вечер. Быть вместе. Быть командой. А потом взял и отпустил.
Он не успел. За него успела Альба.
Раздаются шаги. Тихие. Спокойные. В нос бьет сигаретный дым. Я до боли выпрямляю спину, но не поворачиваюсь.
— Я долго спала?
— Сутки.
Утренние лучи сочатся через жалюзи и пробуют на вкус стены, лестницу, нас. Им горько, я точно знаю. Им очень горько.
— Чем все закончилось?
Рене опирается на перила. Я заставляю себя посмотреть на нее. Она пришла меня утешать, но лучше бы вколола какую-нибудь дрянь.
— Некоторых удалось записать. — Она закусывает губу. — Мы позвонили Ларсу. Он согласился проверить, чьи души целы, а чьи — нет. Потом… будем искать тела. Оболочек без душ не так уж и много…
— Некоторых? — перебиваю я.
Молчание.