Бояться нужно молча

В глазах двоится. Сущности заплатили за мое «нечаянно». Альба отомстила мне. Теперь она может по праву носить белую форму. По праву обнулять. И только жить — без права.

— Как ее накажут? — Я не называю имени — боюсь подавиться.

— Наверное, учет. Вам всем. — Рене затягивается и передергивает плечами. — А вот Оскару… Здесь сложнее.

— Она заслуживает более жестокого обращения.

— А ты?

Я вдыхаю сигаретный дым.

— То, чего заслуживаю я, погребено в старом мире.

— Ты несправедлива к себе.

«Перестань жить прошлым», — просил Ник. Но как перестать, если кроме прошлого у меня ничего нет?

— Есть и хорошие новости. — Рене стискивает перила. — Два человека уцелели. Две сущности. У нас получилось их излечить.

— Кто? — цепенею я.

— Марк и Вилли.

Вилли. Я рада за Эмили. Она всегда верила, в отличие от меня.

— Почему им… повезло?

— Твои родители работают над этим.

— Подождите, — моргаю я. — База данных Марка на сервере преступников. Его мы не удаляли.

— За хулиганство истории болезней не переносят, а недавний инцидент… Мы не успели. Как выяснилось, не зря. Будет кого обследовать. — Утешительница бросает сигарету в пепельницу, прикрученную к перилам. — Насчет вас, Последних… Ваши базы данных хранились на том же сервере. Но вы не сущности, вы сильнее. Поэтому выжили. У тебя появился шанс вылечиться, Шейра. Принимай карму, не нервничай. Для больных планемией форматирование пошло на пользу.

— Вы соображаете, что говорите? Не нервничать?

— Для начала вовремя пополняй запас, — выдыхает Рене. — Я не буду утешать. Если… если тебе сложно — держи. — Она протягивает мне флешку. — Это вирус, стирающий память. Иногда без прошлого легче быть смелой.

— Но оно ведь никуда не денется, верно? — вскидываю я брови. — Мне бы машину времени или что-то вроде того.

— Возьми, Шейра. Решишь выкинуть в реку — пожалуйста.

— Спасибо. — Помедлив, я прячу подарок в карман.

— И прости за… Ну, ты понимаешь. Они подозревали вас, но не успели докопаться до истины.

— Жаль.

Рене кивает и, не поднимая глаз, скрывается за дверью отделения. Я остаюсь на лестнице — думать о том, кто учил меня прощать, и о том, какой плохой ученицей я была.

Глава 25

Второй блок, палата, шаги в коридоре — все идет рябью, словно река, потревоженная камешком. В город нас увезли утром, когда мы попрощались с умершими. Их заносили в кабины, а мы наблюдали.

Ника и Эллу пронесли в метре от меня. Они были рядом, но уже не мои. И вроде бы я говорила с ними недавно, но — прошла вечность.

Я не плакала, нет. И не помню, чувствовала ли что-нибудь. Я просто была. Просто стояла. Просто смотрела, и, когда сказали, прижала ладонь к груди.

Кто-то завизжал. У кого-то началась истерика. Кто-то потерял сознание. Мы скорбели. Каждый — по-своему.

А я была. И ничего больше.

После всего нас, больных планемией, отправили первым поездом в город. Во второй блок. Мы отдалились от грани и упали в лапы мохнатого монстра по имени Нормальная жизнь. Он баюкал нас, клялся, что нам понравятся его заточенные когти, а мне хотелось обратно. К грани.

Ольви положили в другое отделение — на обследования. Альбу — в мое. К счастью, мы были в разных палатах.

У меня нет соседей. Это тоже к счастью.

Я почти не включала планшет: все заголовки в Сети кричали о произошедшем. Кир звонил не переставая. Конечно, он бы примчался, но я попросила Утешителей не пускать его.

Мне тяжело возвращаться в ту ночь. Я объясню ему. Обязательно.

Но — позже.

И вот я вновь в белой форме. За окном клубятся сумерки. Лампочка на потолке следит за мной, не моргая. Кровать обнимает меня одеялом и подушками. Я наклоняюсь за тапками, но нащупываю лишь шершавый кафель.

Палаты не разрешают жертвам отлучаться. Они не любят одиночество.

Кто-то стучится. Не дождавшись ответа, входят родители.

Должно быть, мы не виделись сто лет. Они сливаются с серыми стенами. Руки — в морщинах. Их будто скомкали и разорвали, как визитки с телефоном стоматолога, а потом, когда разболелся зуб, торопливо склеили. Перемотали скотчем, но некоторые кусочки так и не нашли.

— Как ты? — шепчет папа, косясь на мой индикатор. — Да ты молодчина, почти зеленый!

— Я стараюсь не нервничать.

Звучит как шутка. Мы улыбаемся, но глаза по-прежнему серьезны.

Мама садится на край кровати и задерживает дыхание, точно надеется, что легкие преобразуют кислород в нужные слова. Папа застывает у окна. Мы молчим, отчаянно цепляясь за тишину.

— Шейра, — наконец отваживается мама. — Мы пришли, чтобы извиниться.

— Вам не за что извиняться, — отрезаю я. — А вот мы заслужили обнуление.

— Вас поставили на учет, — качает она головой. — Обнуление заслужил только один.

— Когда?

— Через неделю.

Да, Оскар виноват, но мне страшно даже представить, что с ним творится сейчас. Прошлое, настоящее, будущее — он проиграл везде. Вместе с Атлантидой утонули его мечты. Тридцать пять лет он бьется о стену, а на ней ни царапины. Сам же — едва шевелится.

— Есть новость, — сообщает папа. — Мы поняли, почему выжили Марк и Вилли.

Сердце пускается в пляс.

— Почему?