Аля пожала плечом, на лету выбирая новую ступеньку вместо той, что быстро втянулась в стену. Карим сказал:
– Ну, так же. А на самом деле?
В наушниках раскатисто загрохотало, колодец принялся проворно скручиваться и сжиматься, но Аля успела выскочить наружу, в серую темень, границы которой обозначались длинными острыми бликами.
– Тут типа звездного крейсера или космической верфи, – с досадой отчиталась Аля. – Наша гостиная – вроде холла, в кино в таких вечно штурмовиков пачками фигачат, а второй этаж – ангар, как в
Тинатин, кажется, пнула Марка, бурлящего на тему: «Блин, хочу-хочу, входим уже, я оба “Масс эффекта” три раза прошел и почти не плакал», – и спросила:
– Что такое?
– Не успею ни фига, – объяснила Аля с досадой. – Тут на истребителе надо, а не… А, есть.
Край глаза зацепил пышный кошкин хвост, мелькнувший и сгинувший поодаль. Аля промаршировала в его направлении и без раздумий ухнула в еле заметный колодец. Он и должен был, если Аля правильно понимала пропорции этого сеттинга, вести к черному кабинету. Можно было оглядеться, подыскать ступени или хотя бы посветить вниз, но время утекало почти слышно и одуряюще, как кровь из распоротой вены. К тому же Аля помнила, что уже сигала вот так вот вниз – кажется, помнила, или это было в другой игре, в кино или книжке? – пусть и не помнила, чем там кончилось.
Вот этим. Она удивительно легко приземлилась на то ли ледяной, то ли зеркальный пол, немедленно вспыхнувший лиловым, и быстро зашагала вперед. Там мелькнул пышный хвост – на фоне черного пятна неопределенной и вроде бы постоянно меняющейся формы. Дверь черного кабинета, по всему.
Перед самой дверью Аля застыла, приглядываясь, и с досадой уточнила:
– Вы так ничего и не видите?
– Вот нет, блин, – с чувством ответствовала Алина. – И ты ни фига не докладываешь.
Пассивным агрессорам постоянно не докладывают, сказала бы Аля в другой ситуации, но времени оставалось все меньше, так что она пояснила, вглядываясь то в пятно, то во все стороны коридора, тонущие во тьме:
– Я к черному кабинету подошла, он тоже такой… киберпанковский – и вот не пойму… Ай-й.
– Что такое? – всполошилась Алиса, неловко хватая ее за плечо.
Аля дернулась, освобождая руку, и напряженно сказала:
– Щас. Секунду. Да что такое…
Мучительно хотелось не просто бросить мышь, а скинуть ноутбук с колен и зажмуриться. Значит, делать этого нельзя.
Дверь оставалась черным участком неуловимой формы и размеров, глухим и непроницаемым, – но одновременно Аля видела новую версию черного кабинета, распростершегося за дверью в той же бесконечной манере на десятки, если не сотни метров. И Аля не просто видела его сквозь дверь, она будто в упор разглядывала каждую из раскиданных подробностей. И фантастического вида приборы, разложенные на столе: он теперь выглядел как гигантский кристалл, пронизанный серебристой паутиной, на стыках которой в сложном порядке вспыхивали колючие разноцветные огоньки. И ровный круг в полу, упиравший в потолок столб янтарного света, и там замысловато изворачивались спирали, похожие на модель ДНК, – наверное, тумбочка или кресло, но не приведи господь туда присесть. И плоские сияющие многогранники, вделанные в стены на разных уровнях под разными углами, – видимо, картины, гравюры и зеркала. И изогнутый запутанной лентой Мебиуса клубок тускло искрящихся лент бронзового оттенка, в котором почему-то узнавались часы. И еще какие-то диковинные мелочи, очень четкие, выпуклые и сразу выскальзывающие из памяти.
Потому что гораздо важнее этих мелочей были не очень заметные человеческие фигуры. Несколько затемненных – в дальнем конце коридора – и одна, видимая слишком хорошо, небывало подробно, со всех сторон и разных точек, в комнате. Ее, Али, фигура, одетая не в космическое, викторианское или средневековое, а точно, как она, сидящая здесь и сейчас на полу, вернее, на одеяле у дивана, в джинсы, худи и толстые шерстяные носки.
А незаметными фигурами были ребята: Карим и Алиса узнавались сразу, остальные, впрочем, тоже без особого труда, потому что Аля видела их, несмотря на коридорный полумрак, ничуть не хуже, чем себя кабинетную, тоже вплотную и с разных сторон.
И это еще полбеды. Хуже, что Аля одновременно видела и слышала и как ребята стоят на месте, пялясь на детали коридора, плохо различимые непривычными к тьме глазами, и как они идут к черному кабинету, и как они входят в его дверь, не замечая Али кабинетной, которая, в свою очередь, не замечает их, но в единый миг тянет руку к бронзовым сплетениям часов, пытается раскрыть мудреный гаджет, наполовину утопленный в кристалле, и пристально смотрит на Алю настоящую, нос в нос, еще и поводя растопыренными пальцами перед ее глазами.
Существование сразу в нескольких точках и минутах распирало и раздирало так, что хотелось то ли вдавить виски поглубже в голову, то ли выковырнуть кусок из головы либо грудины, чтобы стравить невыносимое давление.