Аля встряхнулась, надеясь, что напряг сползет, словно весенний снег с покатой крыши, и обнаружила, что не переминается перед закрытой дверью и даже не сидит на сложенном одеяле в подножии дивана, а стоит возле извернутого часового механизма, отсчитывающего последние полторы секунды ее существования. И не просто стоит – а торчит бесконечно долго, не в силах отвести взгляд от голубоватого сияния в изогнутой щели основания. И последнее время вытекает сквозь эту щель с тихим тоскливым свистом. Нет, мелодией.
Аля протянула руку к щели, и мир дернулся, мелодия стала еле слышной, а сама она опять стояла у черной запертой двери – нет, сидела на полу, упершись лопатками в сидушки дивана. Нет, ловко прыгала вверх по торчащим из стенок колодца обрубкам рельсов, а, вот что это, разглядела наконец. Ощущение не раздвоенности уже, а расчетверенности стало невыносимым. Аля зажмурилась и, кажется, выкрикнула что-то невнятное, не выпуская мышь. Выпускать нельзя – сорвешься, убьешься, заблудишься, отстанешь.
– Что такое, Аль? – взволнованно спросила Алиса, дергая ее за руку, и остальные, кажется, тоже принялись кричать, дергать, тыкать и окликать Алю со всех сторон, сбоку и со спины, и в наушниках, и даже отдельно в некоторых костях черепа – височной и челюстной точно.
Аля стиснула зубы, но от этого звук сплющился и стал таким пронзительным, что вставал пластиной от уха до уха, если не рассекая, то перекрывая горло: ни вздохнуть, ни глотнуть. Она, замычав, открыла глаза и застыла. Перед ней опять был экран ноутбука, были оба колодца, сквозь которые Аля только что проскочила, была дверь, был черный кабинет за дверью и черный коридор по сторонам от нее, и в обоих концах его неслись в разные стороны, не в силах двинуться с места, неразборчивые черные силуэты, каждая черточка которых при этом была видна и знакома.
Экран ноутбука чуть елозил на трясущихся от напряжения коленях, но при этом неподвижно висел за спиной, далеко и высоко, где-то на уровне окошка лестничной площадки второго этажа – а может, и был этим окошком. Тускло бликующие обрубки рельсов то ли отражались в окошке, то ли мелькали под ногами, твердо ударяя в ступни, и было понятно, что если поскользнешься, то расшибешься всмятку прямо сейчас – ну, через несколько бесконечно долгих и жутких секунд. Дверь одновременно и плыла усыпляющей чернотой, и плавно убиралась во все стороны, открывая черный кабинет. Кабинет был глухо безлюдным, хотя Аля стояла в углу, одновременно разглядывая сияющую щель в основании часов всё ближе и ближе: с порога ее видно не было, поэтому приходилось и бежать к часам, и склоняться над ними.
Я сейчас лоб себе расшибу, подумала Аля и застыла на месте, додумывая: оба лба.
– Что происходит, блин? – сказала она вслух и, кажется, весьма раздраженно.
По-другому не получалось: множественность миров, сознаний и тел, впихнутых в одну Алю, будто расслаивала ее на тонкие, типа луковых, слои, порождая звенящую зубную боль уже не только в костях, но и во всех мышцах, нервах и клеточках всех живых еще тканей и нарисованных пикселей. Если и у нарисованных так болит, виртуальное существование нас не манит, даже не уговаривайте.
– Объясни, – деловито потребовал Карим.
Да как такое объяснишь, с тоской подумала Аля, но попробовала, нарезая круги по черному кабинету в поисках нор, переходов и люков – в четыре ноги и на встречном ходу нарезая, но почему-то не сталкиваясь сама с собой. Карим ее объяснения удивительно быстро понял.
– Получилось, – сказал он. – Ты своими сдвинутыми часами создала сразу три слоя игры, так что находишься в настоящем, прошлом и будущем.
– Это как? – угрюмо спросила Алина.
– Относительно нас Аля формально в прошлом, раз ее часы от наших отстают, но поскольку мы еще не вошли, а она уже в игре, она нас опережает, при этом если мы войдем ровно через четыре минуты после нее, то будет синхронизация – ну или еще какая-то фигня. Мы же говорили.
– Мы не говорили, – отрезала Алина.
Карим хмыкнул, а Аля замерла, пытаясь сообразить, говорили ли они о фокусах времени и если да, то на этом ли витке петли. Но Тинатин одернула коллектив:
– Сейчас зато договоримся, время входа прощелкаем, и все по тазику пойдет.
– Не прощелкаем, – успокоил ее Карим. – Аля нас видит, значит, мы в ее будущем и вообще в игре есть.
– Дурдом, – пробормотала Алиса и тут же громко и деловито добавила, распахивая ноутбук: – Полминуты.
– А мне ждать стоять, что ли? – расстроенно спросила Аля. – Нет тут никаких ходов, Марк, ни малюсенькой зацепки, даже кошка делась куда-то, хвост в смысле. Только щель эта… О, а может, она?..
– Какая щель? – спросили хором, но Аля почти не услышала: глушила музыка, все это время, оказывается, потихонечку набиравшая громкость.
– Точно она, – пробормотала Аля, приглядываясь. – Нора не нора, человек тут не пролезет, но если потянуть… О, а ты откуда взялась? Э, кусаться-то зачем?!
– Входим, – скомандовала Тинатин. – Кошка оборотнем оказалась?