Бойся сбычи мечт

За пять дней я перешёл два правых притока нашей реки и четыре невысоких перевала. Это был пятый, и я понял, что последний. Я сейчас стоял на вершине распадка и смотрел на белую скатерть безлесья. Что это? Болота? Степь? Я видел реку, текущую по долине параллельно нашей реке на юг. Далеко на западе виднелись вершины настоящих гор. Там и брала, вероятно, начало чужая река.

«Не уж-то Скалистые горы?», — подумал я, а в слух сказал:

— Это уже не наша долина. Домой, — сказал я. — Пора домой. Переночуем и… — Герда! — Позвал я. — Ищи!

Я показал на отверстие пещеры.

Скала возвышалась совсем рядом и казалась мощной.

Горы здесь были старые, и я старался к ним близко не приближаться, но замёрзший ручей привёл меня в ущелье, стены которого почти смыкались. Ручей, вероятно, вытекал из пещеры, потому что наледь выступала оттуда.

Вряд ли медведь залёг там, но вдруг барс или какая другая большая кошка забрались попить водички, продолжающей вытекать из пещеры и стекать по наледи.

Герда спокойно вбежала в зев скалы и выбежала из него довольно быстро.

— Что? Пусто? — Спросил я. — Что там?

Герда виляла хвостом требуя плату за проделанную работу. Я покачал головой, но рукой в сумку нырнул и маленький кусок вяленой лосятины её просил. Проглотив вкусняшку на лету, Герда благодарно произнесла: «Ау!» и отбежала в сторону.

Эти «друзья человека» выполняли команды только если потом их поощрять. Если вдруг забудешь дать вкусненького, потом будет долго смотреть на тебя и думать, выполнять команду или нет? Как у меня так получилось их «выдрессировать»? Не знаю.

Пещера была не глубокой. Метрах в десяти от входа возвышалась ледяная гора, с которой и стекала вода. Для ночёвки место было так себе. На льду спать почему-то было хуже, чем на снегу. Да и снег можно убрать, если он не глубокий и развести на земле костёр, а потом сдвинуть его в сторону и уложить лапник и шкуры на место кострища.

Я уже хотел уходить и двинулся обратно, когда увидел на высоте человеческого роста слева от выхода отверстие, имевшее, на мой взгляд, рукотворные следы. Его края имели округлые и почти прямолинейные формы.

Пещеры мне попадались и раньше. Почти во всех присутствовали следы человеческой жизнедеятельности, например кострища и каменные орудия, поэтому я не удивился, а обрадовался — можно разжечь костёр и нормально переночевать, просушив одежду.

Свистнув собак, я полез наверх и обнаружил пещеру с ровным полом, выложенным мелкими камнями. Кое где виднелись поломанные и колотые кости животных — остатки давнего пиршества.

Я пристроил горящий факел из смолистой сосны в сложенном из камня очаге и уложил на него сухие дровишки добытые из моего объёмного рюкзака.

Скинув свою верхнюю шкуру на треногу, носимую мной постоянно с собой, я выскочил наружу в нательном белье и стал собирать дрова. Солнце садилось, и я залюбовался розово-снежной гладью чужой долины. Морозец пощипывал меня, влажная одежда парила и я метнулся в пещеру в радостном расположении духа.

Собаки тоже смогли забраться за мной, и мы славно расположились на ночлег. Набрав воду в рыбий пузырь я подвесил его на малой треноге над огнём и, пока вода закипала, разложил вещи для просушки. От костра исходило достаточно тепла, и я разделся полностью.

Залив кипятком муку из клубней, которые я считал бататом, я подождал её набухания и с удовольствием поел «кашки», закусывая свежесушёным мясом лосятины. В остаток кипятка я заранее бросил щепотку «чая» и выпил его с наслаждением.

В эту ночь во мне снова, как в первые дни моего пребывания в этом мире, проснулся Урф. Поначалу я воспринял это как сон.

Продолжая спать я встал, осмотрелся и подкинул в едва тлеющие угли дров. Кто-то из псов недовольно спросонок фыркнул. Только выйдя из пещеры, я понял, что я сплю, и я уже не я, а Урф.

— Ты чего? — Спросил я Урфа, но он мне не ответил. — Пошли спать. Завтра обратно. Вниз будет сложнее топать. На лыжах не получится.

Меня одолевало беспокойство. Почти пять лет разум Урфа не тревожил меня и мне казалось, что наши души «срослись».

Я попытался перехватить управление, но Урф меня проигнорировал и направился к перевалу. Над долиной висела полная луна. Урф некоторое время смотрел на неё, а потом глубоко вздохнул издал протяжный вой. У меня пробежал по коже мороз. По коже Урфа.

Урф волнообразно дрогнул мышцами тела, сбрасывая чужие ощущения, и заглянул в себя, вроде бы как только сейчас почувствовав меня. Он вступил в свой взрослый период. Урфу исполнилось семнадцать лет. Урф побежал вниз в долину.

— Млять! Урф, что с тобой?! — Вскричал я, пытаясь заставить себя остановиться.

Урф меня не слышал. Или не слушал? Он бежал по глубокому снегу без лыж, как вездеход на гусеницах. Думаю, снег за ним так же клубился. Я не мог его остановить и мысли его мной не читались, как раньше.

Я бежал по пологому распадку не чувствуя ни тела, ни холода, ни запаха, ни вкуса. Я не чувствовал ничего. Я сидел в теле Урфа, как в клетке, и в конце концов, я перестал видеть. Это было ужасно.