Бойся сбычи мечт

— Ну вот, я выполняю своё обещание, — сказал я, высаживая на берег братьев Ле-Муан. — Прощайте, господа. Но, полагаю, мы ещё свидимся.

— Вы не оставите нам шлюпок? — Спросил Пьер.

Я молча покачал головой. Эти братья французы меня утомили. Когда поняли, что я всё же намереваюсь оставить их живыми и здоровыми, они замучили меня просьбами и уговорами.

Отвалив от берега, шлюпки двинулись к кораблю, а мои мысли отключились от французов и переключились на англичан.

В тот же день мы взяли направление в сторону Филадельфии. Отойдя примерно на десять миль от берега, мы поймали течение и бриз с берега и двинулись на юго-запад. Мне не хотелось напороться на какую-нибудь отмель, и я решил положиться, в буквальном смысле, на течение.

Хоть оно сейчас и уносило наш фрегат в противоположную от нашей цели сторону, но я знал, что лучше потерять сейчас день, и выйти на мощный поток, движущийся на восток, чем пробиваться вдоль берега и против ветра, и против течения несколько суток.

В школе у нас был хороший учитель географии, который относился к своей работе без формализма и так давал материал, что он вкладывался в голову сам. Из его пояснений я знал, что тёплое течение проходит через Мексиканский залив мимо Филадельфии. Этого мне было достаточно, чтобы выбрать самый экономичный режим плавания.

Милях в ста пятидесяти мы постепенно влились в поток почти сравнявшийся со скоростью фрегата. Как измерять скорость и пройденный путь простейшим узловым лагом с поправками на течения, я не представлял. Да и не было таких способов в то время, скорее всего.

Именно поэтому я и «положился» на течение. Пеммикана мы заготовили достаточно, воды тоже, однако экономить стали сразу по выходу в море. Пеммикан — это переработанное в муку сушёное мясо бизонов, смешенное с жиром и травами. Очень, я вам скажу, питательный продукт.

Такое мясо режут на очень тонкие и длинные пласты. Такие тонкие, что муха не откладывает на них личинки, и мясо можно вялить на открытом воздухе. Потом его досушивают возле костра и перетирают в муку.

Из пеммикана индейцы приготавливают прекрасные супы, добавляя бобы или корнеплоды. Но и в натуральном виде это было отличное пропитание для путешественника. Из пяти килограмм мяса получался один килограмм пеммикана.

Ветер дул северный, ровный и не сильный. Полагаю, он добавлял нам ещё узлов пять к, примерно, шести узлам течения. Мой мозг высчитывал параметры самопроизвольно, на основании опыта и знаний, почерпнутых из внешних сфер, как говориться, — «на глазок».

На третьи сутки направление течения изменилось почти на чистый восток, и я скомандовал взять севернее, потому что большого Флоридского рифа мы не увидели. Только к середине третьего дня матрос, сидящий на фоке, крикнул: «земля!».

Это был наш первый большой переход по морю и все индейцы искренне радовались, увидев тонкую полоску суши.

Надо сказать, что мы перебрались на корабль всем племенем, вместе с женщинами, детьми и лошадьми, и нам было, честно говоря, тесновато. Члены экипажей в то время на корабле жили из нормы два квадратных метра на человека. Нас было меньше нормы Было, конечно, тепло и не очень дождливо, дожди с грозами шли рано утром, но пятидесятиметровая палуба не могла разместить разом сто пятьдесят человек.

Мы вывесили четыре шлюпки за борта, хорошо прикрепив их на растяжках. И в них тоже жили семьи.

У меня были мысли оставить женскую часть команды на каком-нибудь острове Флоридского рифа, но окончательного решения я ещё не принял, так как оно не получало единогласную поддержку экипажа. Женщины работали на ровне с мужчинами, а где-то даже и больше. В их заведовании были лошади (чистка, кормёжка, уборка) и дети. Некоторые вполне себе освоили огневой парный бой, благо мушкетов и пороха у нас было предостаточно.

Мы шли на сближение с группой лиц, помеченных на моём «внутреннем радаре», как «пираты». Причём, и они, хоть и медленно, но тоже двигались на встречу нам.

Приблизившись к береговой линии мы развернулись почти оверштаг и пошли обратно вдоль острова и вскоре увидели его крайний западный мыс. Зайдя за него, мы бросили якорь и стали готовиться спускать шлюпки на воду.

* * *

Мы болтались в море на якоре милях в двух от берега. Глубины здесь были небольшие, чуть больше тридцати футов. Начало смеркаться, когда появился парусник. Мы зажгли факела и отвязались от якоря. Нас понесло прямо на галеон.

Форштевень, сильно изогнутый и вытянутый вперёд, имел украшение в виде орла, расправившего крылья. Длинный бушприт нёс блинд. Носовая надстройка была отодвинута назад и не нависала над форштевнем.

На галеоне заметили нас и чуть изменили курс, обходя нас мористее, и заходя сзади, со стороны течения. Донеслись команды на английском языке и по вантам заскользили полуодетые матросы. Паруса поползли наверх. Громадный борт стал накатываться на нас. В двери в борту стоял капитан. Из двух орудийных портов нижнего дека полетели выброски.

— Мы испанские моряки! — Крикнул я. — Наш корабль затонул. Помогите нам и мы покажем, где он лежит. Там достаточно мелко.