Как же случилось, что профессор Космо сочиняет передовицы для беспринципной и лживой «Стампа», беспринципной даже на фоне других буржуазных газет? Из номера в номер «Стампа» возвещает о бедствиях, которые постигнут итальянский народ по вине «поджигателей». Как же случилось, что профессор Космо, до самозабвения влюбленный в науку, занялся сомнительной политикой и объединился с продажными писаками?
Чудовищно! Но если вдуматься, метаморфоза с Космо в какой-то мере типична.
Война потрясла Космо. Он выступил против людей, ввергших Италию в пучину бедствий, хотя, сочувствуя рабочим, оставался пацифистом, а не революционером.
Еще в 1917 году, после августовского восстания туринского пролетариата, профессору Космо оставались близки идеалы рабочего класса. «Буржуазия утратила всякое чувство гуманности, поэтому она должна исчезнуть со страниц истории»,— в ту пору говорил Космо. Затем через мир прошел рубеж Октябрьской революции. Итальянская интеллигенция раскололась в своем отношении к Советской России. Космо колебался, но в этом вопросе не было середины.
За стенкой Джакомо-маленький диктовал:
«Мы откровенно говорим ему, что все уважение и вся привязанность, которые к нему испытывали его ученики-социалисты, теперь исчезли и сменились большим сожалением и глубоким презрением».
В кабинет вошел Монтаньяна.
— Антонио, что случилось? У тебя такое лицо…
— Ничего, Марио. Есть новости?
— Одна новость. На этот раз — хорошая. В Турин приезжает Анри Барбюс... Черт возьми, думал ли я в тюрьме, слушая куски его книги, что увижу самого Барбюса, может быть, даже пожму руку, написавшую о войне так, как никто еще не писал!
2
Барбюс приехал. На 5 декабря было назначено его выступление в туринском Народном доме. Газеты поместили биографию писателя. В августе 1914 года Барбюс, к тому времени уже автор нескольких книг, ушел добровольцем на фронт. Пережитое на войне нашло свое отражение в романе «Огонь». Роман — гневный протест против войны и насилия — принес Барбюсу мировую известность.
В 1919 году Барбюс организовал группу «Кларте» — «Ясность» — международное объединение европейской интеллигенции. 19 мая «Кларте» опубликовала свой манифест.
Отделения «Кларте» создавались во многих странах,
...На сцену туринского Народного дома вышел очень высокий и очень худой человек. Из-за роста голова с широким выпуклым лбом казалась небольшой. Темно-русые волосы двумя продольными волнами падали на лоб. Он обвел взглядом переполненный зал, худой нервной рукой провел по волосам, смущенно, словно извиняясь, попросил аудиторию разрешения курить. Аудитория согласно загудела: Барбюс понравился. Он закурил, уронив спичку на пол. Чтобы поднять спичку, ему пришлось согнуть свое большое туловище, но даже в этой неудобной позе он сохранил свойственную ему непринужденную естественность. Служитель принес пепельницу. Барбюс положил поднятую с пола обгоревшую спичку в пепельницу и начал свою речь. Он сказал, что группа «Кларте» хочет создать организацию, охватывающую все страны, цель которой — поднять громкий, сильный голос правды. Наши великие принципы — равенство людей и наций, право на образование и на труд для всех, интернационализм, то есть замена национальной солидарности солидарностью общечеловеческой.
Источником всемирного зла является капитализм. Но нам никогда не придет на ум принимать в расчет классы, ибо мы стремимся избавить человечество от таких искусственных барьеров.
Чтобы поднять на должную высоту идеал разума и спасения, надо идти от соглашения в одном пункте к соглашению в другом, начинать двигаться надо не с конца, а с самого начала.
«Что же считать концом и что началом?» — подумал Грамши;
Мы говорим людям: все в вашей власти, испокон веков все творилось вашими руками.
Мир будет таким, каким вы его сделаете сами!
Барбюсу долго хлопали. Он поклонился, прижал худые руки к сердцу и ушел за кулисы, а за столиком в фойе проводилась запись в группу «Кларте». Записывались многие, в том числе и рабочие.
На другой день Грамши передали, что Барбюс хотел бы с ним встретиться. Грамши охотно согласился.
Они сидят друг против друга, такие внешне непохожие. И Грамши понял, что вчера он, по существу, не видел Барбюса, потому что из зрительного зала невозможно следить за выражением глаз человека на сцене. А глаза у Барбюса — все. И если действительно глаза — зеркало души, то душа этого высокого и худого французского писателя открыта для чужого страдания и боли. Симпатия к личности собеседника заставила Грамши как-то особенно осторожно подыскивать слова в начале беседы. Барбюс это понял и, улыбнувшись в коричневые усы, сказал: