Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

Грамши вернулся в Турин со сложным ощущением победы и поражения. Раскол отвечал необходимости создания партии, способной возглавить рабочий класс в трудной обстановке. Но сам раскол, по его убеждению, прошел неудовлетворительно: революционное крыло социалистической партии не сумело увести с собой большинство. Как всегда у Грамши, отвлеченное понятие, в данном случае «большинство», оставшееся в рядах социалистов, персонифицировалось в живых людей, многих из них он знал лично, и было очень жаль терять хороших товарищей.

Куда поведет партию Бордига? Как руководитель Амадео обладает многими превосходными качествами и... многими недостатками. Впрочем, у кого нет недостатков! Главное, сумеет ли Бордига подготовить партию к жестоким боям? Что эти бои неизбежны, Грамши не сомневался.

Где же, как не на страницах «Ордине нуово», оценить противника, предупредить общество о «грозном призраке» государственного переворота, который готовятся осуществить фашисты — генеральный штаб латифундистов и банкиров!

«Поражает дальновидность этой оценки и содержащегося в ней предупреждения...— полвека спустя напишет итальянский историк-коммунист Сприано,— Этот анализ проводился не в спокойной обстановке, за письменным столом, а в условиях, когда в Италии разыгрывались события гражданской войны...»

В своем крохотном кабинете на втором этаже Грамши не думал о том, что о нем напишут через 50 лет. Он работал.

В комнату заглянула Пиа Карена. Укоризненно покачав кудрявой головой, вытряхнула в корзинку окурки из пепельницы, приоткрыла форточку.

— Это вчера товарищи,— виновата пробормотал Грамши, продолжая писать.

— Там Пьеро Гобетти. Принес статью. Ждет,

— Ждет! Пьеро!—громко позвал Грамши,

Вошел юноша, золотоволосый, с открытым, ясным лицом я остановился у двери, смущенно глядя на Грамши.

— Пиа оказала, что ты совсем не ложился.

— Ох уж эта Пиа! Ложился и спал крепким сном целых четыре часа. На будущее договоримся: человек, ведающий в «Ордине нуово» театральной и литературной критикой, может в любое время дня или ночи входить в кабинет главного редактора. А теперь главный редактор жаждет прочитать твою статью.

Гобетти молча положил на стол рукопись. Грамши сразу погрузился в чтение,

Несмотря на свою молодость, Пьеро Гобетти уже был выдающимся публицистом и издателем. Грамши высоко ценил его за поразительную одаренность, в не меньшей мере — за духовную честность и отсутствие всякого тщеславия. Левого либерала Гобетти Грамши пригласил сотрудничать в коммунистической газете, считая, что статьи Пьеро украсят «Ордине нуово», а «Ордине нуово» свяжет молодого литератора с внешним миром.

— Хорошо,— сказал Грамши, дочитав.— На небольшой площади газетной статьи ты сумел доказать важную мысль: искусство выражает определенный нравственный мир, но не меняет его по своему произволу. Если безобразный человек хочет увидеть в зеркале свое лицо красивым, ему не помогут поиски другого зеркала... Хорошая статья, Пьеро.

Он взял карандаш и написал: «В набор»,

Гобетти поднялся.

— Сегодня еду во Флоренцию.

Грамши нахмурился.

— Во Флоренции власти потеряли голову, войска обстреливают из артиллерии рабочие кварталы. Там сейчас Тольятти... У Пальмиро есть опыт.

— Не беспокойся за меня, Антонио,— усмехнулся Гобетти.— Гадалки предрекли мне долгую жизнь.

— Провожу тебя,— сказал Грамши.

Они прошли через комнату, где Пиа Карена разбирала утреннюю почту. Письма рабочих-читателей она складывала в отдельную папку,— Грамши их читал сам,— остальное сортировала по отделам. Гобетти спустился по лестнице.

— Не лезь на рожон, Пьеро, прошу тебя,— сказал ему вслед Грамши.

Пиа Карена вскинула глаза, но промолчала. Она развернула объемистую бандероль, бумажную обертку бросила в корзинку. Грамши, который направлялся к себе, нагнулся, извлек из корзинки обертку, разгладил ее.

— И не жалко тебе, дорогая Пиа, такие превосходные марки?

— Марки?.. Италии вполне хватает одного филателиста,— фыркнула Карена, намекая на ироническую кличку короля Виктора Эммануила.

— Да ты посмотри.

Марки были разного достоинства: от 5 чентезимо до 1 лиры, но на всех была надпись «Фиуме» и портрет поэта Габриэле Д’Аннунцио.

— Я не заметила. Впрочем, зачем тебе Д’Аннунцио?

— Всегда приятно взглянуть на красивого мужчину.

— Красивый? Фи... Кончики усов подкручены, бородка козлиная, нет одного глаза и уже лысеет.

— Глаз он потерял при посадке аэроплана, а вот лысеет — это, конечно, нехорошо,— засмеялся Грамши.— Подбери мне, милая Пиа, последние статьи Д’Аннунцио, выступления, приказы — словом, все, что встречалось в печати.

— Час от часу не легче,— пробормотала Пиа Карена.— Когда прикажете, синьор редактор?

— Синьор редактор человек терпеливый. Но не позднее чем через три дня.

К исходу третьего дня пунктуальная Карена положила перед Грамши ворох вырезок.

— Гм, наш герой весьма плодовит,— заметил Грамши, проглядывая вырезки.— Спасибо, Пиа.

— Может быть, в благодарность скажешь, зачем это тебе понадобилось?

— В благодарность скажу: хочу повидаться с Д’Аннунцио.

— Ох!.. Ты с ума сошел. Между прочим, я тебе подобрала еще кое-что.

— Что именно? Покажи.