Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

Потеря за потерей. Счастливый новый год!.. И все же, если отрешиться от личных утрат (это тяжело, почти невозможно, но история состоит из тысяч и миллионов судеб), год складывался не то чтобы счастливо — в условиях бесконтрольной власти фашизма это понятие исключалось,—но организационно результативно. Летом на одном из заседаний Политбюро КПИ Грамши отметил рост партии (около 30 тысяч человек), активизацию ее деятельности на заводах и в деревне.

Хронология деятельности Грамши в 1926 году поражает. Трудно представить, что не очень здоровый человек в условиях полицейской слежки мог столько успеть.

Надо спешить!

Но и противник спешил. Фашизация страны находилась в тесной взаимосвязи с внешней политикой Италии, Муссолини готовился к войне. Внешнюю итальянскую политику поддерживала Англия.

«Восемь миллионов итальянцев готовы броситься в бой!», «Война —это огонь очистительный, она исцеляет дух нации», «Наши взоры обращены на Восток». Подобные лозунги пестрели на страницах газет. Еще в начале

1926 года Муссолини заявил в парламенте, что считает итальянскую нацию в состоянии перманентной войны. Эту мысль он всячески развивал на многочисленных митингах, на которых дуче охотно ораторствовал. Средиземное море — итальянское море, повторял Муссолини на разные лады, иногда осторожно, потому что английская дипломатия не прочь была сделать Средиземноморье «своим», но чаще открыто, со свойственным ему театральным пафосом.

В 1926 году подготовка к войне стала официальной программой фашистской партии и итальянского правительства.

5

Второго августа Грамши выступил перед руководством партии с докладом о тактике, применимой к рабочему классу и средним слоям населения в условиях действия чрезвычайных законов. Он призвал укреплять уже имеющиеся связи между партией и трудящимися на предприятиях, предостерегал от неосторожных действий, могущих вызвать напрасные жертвы. Обстановка, сказал Грамши, требует перехода к еще более строгой конспирации. Весь следующий день участники совещания обсуждали доклад Грамши, намечали конкретные планы подпольной борьбы, затем представители областных организаций разъехались. На сей раз все обошлось благополучно, хотя вокруг шныряли агенты полиции.

Вернулся на улицу Морганья поздно вечером. Наутро поспешил на квартиру, где жили сестры. Сейчас в Риме была одна Юлия, Евгению Аполлоновну с Делио отправили на летнее время в горы. Женя пишет, что малышу там хорошо. Пусть набирается силенок перед дальней дорогой, скоро придется отправлять их в Москву. И Юльку. Ее еще раньше. Она ждет ребенка. Врачи говорят, что все идет нормально, но задерживаться нельзя. Надо бы ее отправить раньше, но она упиралась: работа попалась интересная, все жалела бросать. А у него не хватило характера настоять, когда еще доведется пожить вместе! Но теперь более чем пора. И срок родов приближается, и уж очень в Италии горячо.

Юлия Аполлоновна завтракала. Она налила мужу кофе, сделала бутерброд с сыром, предложила приготовить омлет. В их московском обиходе омлет считался «фирменным блюдом». Грамши сказал, что омлет — это слишком роскошно, а кофе выпьет с удовольствием.

Он очень любил такие тихие, редкие в их жизни минуты. Нет, в этот августовский день он не будет ни о чем думать. Никакой политики. Только бросить взгляд на газеты за последние два-три дня, они накопились, пока он был вне Рима. Что за странные рассуждения о цензуре и писательской ответственности? Ришелье был откровеннее: дайте мне любые две строчки, говорил добрейший кардинал, и я найду, за что повесить их автора... Ах, вот в чем дело, Муссолини произнес речь перед писателями. Читала, Юлька? Нет. Послушай. «Какая задача стоит перед итальянскими писателями в переживаемый нами исторический период? Совершенно очевидно, что я изгоняю из семьи итальянских писателей... всех тех, кто обуян духом меркантилизма и не вдохновляется высшими интеллектуальными ценностями. В литературном мире надо также установить иерархию, нельзя, чтобы все стояли на одинаковом уровне, равенство противоестественно и антиисторично». Что ты сказала, Юлька?

— Демагог и нахал.

— Ну, это еще скромное определение. Слушай дальше: «В чем же заключается долг всех тех, кто творит? Надо, чтобы все итальянские писатели были провозвестниками нового типа итальянской цивилизации. Писателям надлежит делать то, что можно назвать интеллектуальным империализмом». Черт знает что такое! Понимаешь, Муссолини требует, чтобы великая Италия воспитывала народы, которые не могут, подобно нам, гордиться своей тысячелетней историей. «Мы должны воспитывать их, мы должны завоевывать их очарованием наших духовных творений. Это во многом поможет нашей политике. Книга порою играет роль посла, успех какого-нибудь театрального представления может превзойти успех политической речи. Почему?»

— Это ты спрашиваешь?